Пока бушевала яростная битва за Берлин, более мелкие соединения британских ВВС 
совершали налеты на другие немецкие города. Так враг раскалывал немецкую 
оборону и постоянно ставил командование немецких ночных истребителей перед 
вопросом: каково главное направление атаки? В начале марта 1944 года над 
Францией появился средней численности отряд британских бомбардировщиков, 
направлявшийся к Южной Германии. Мы находились на командном пункте и следили за 
продвижением британцев по карте. Наш командир запросил у штаба дивизии 
разрешение на взлет. Там колебались, поскольку боялись синхронной бомбардировки 
Берлина. Мы теряли бесценные минуты, а ведущий отряд достиг франко-немецкой 
границы в районе Гагенау. В конце концов мы получили приказ на вылет в Южную 
Германию. Было уже 02.00, когда последние самолеты из Пархима сорвались с 
взлетной полосы и повернули на юг. Пролетая на высоте 15 000 футов над 
Тюрингским лесом, мы услышали сообщение о первых бомбах, падающих на Штутгарт. 
Часы на моей приборной панели показывали 02.59; следовательно, до столицы 
Швабии нам лететь еще сорок пять минут. Естественно, когда мы добрались до 
Штутгарта, британские бомбардировщики уже закончили свою работу, оставив в 
доказательство пылающие пожары.

Преследовать их было бесполезно, так как без бомб они развивают такую же 
скорость, как немецкие ночные истребители. Неудивительно. Ведь мы летаем на 
одних и тех же «гробах» с 1940 года! Четыре года назад я учился слепому 
пилотированию над Штутгартом на «Me-110» серии «Берта». Для того времени это 
был скоростной и удобный истребитель. Сегодня я летел над горящим Штутгартом в 
самолете того же тина, только серии «Густав». Наши ночные истребители не стали 
быстрее, а даже потеряли в скорости… Итак, мы летели назад в Пархим, не одержав 
ни одной победы и потратив зря тысячи галлонов дорогого горючего. На обратном 
пути наземный пост наведения сообщил нам детали ночной атаки. Четыре сотни 
бомбардировщиков, пролетев над Штутгартом, сбросили на него невероятное 
количество фосфорных, фугасных и зажигательных бомб.

Весной 1944 года ночные налеты британских ВВС на столицу прекратились, страшный 
процесс разрушения пришел к концу. Теперь все, похожее на военные заводы, 
стирали с лица земли днем американские «боинги». Мое крыло ночных истребителей 
вышло из битвы за Берлин, блестяще выдержав испытания. За шесть месяцев мы 
сбили целую авиагруппу четырехмоторных «галифаксов», «стирлингов» и 
«ланкастеров»: около 100 бомбардировщиков с 800 членами экипажей. Наши 
собственные потери были невелики. В воздушных боях погибли следующие пилоты и 
члены экипажей. 1аушман Бер, гауптман Шурбель, обер-лейтенант Зорко, лейтенант 
Мец, обер-фельдфебель Каммерер, унтер-офицер Хоргет и унтер-офицер Завадка. Еще 
два экипажа обгорели и были серьезно ранены. Таким образом, в боях над Берлином 
мы потеряли целую эскадрилью ночных истребителей. Наше крыло получило несколько 
дней на отдых и поправку здоровья, пополнилось за это время молодыми экипажами, 
а затем мы получили приказ передислоцироваться в Лейпхайм на Дунае. 
Неуверенность и паника в среде военного руководства стала сказываться на боевых 
пилотах. Едва мы приземлились в Лейпхайме и привели все в порядок, как поступил 
приказ лететь в Китцинген. В сгущающихся сумерках мы свалились на Китцинген, 
как стая саранчи, и сразу окунулись в освежающую, мирную атмосферу летного 
училища. Только мы успели согреться, как поступил приказ: «Вернуться в 
Лейпхайм». На этом неразбериха не закончилась. Новый приказ: «Немедленно 
явиться в Гагенау в Альзас!»

Наш штаб явно менял решения быстрее, чем мы летали. На следующий день нам 
приказали вернуться в Лейпхайм. В любом случае мы хорошо попрактиковались и не 
дали самолетам заржаветь. В конце концов мы даже поверили, что останемся в 
Лейпхайме.

При новом аэродроме еще работал один из заводов Мессершмитта, выпускавший 
реактивные истребители. Эта новинка нас очень интересовала. Каждый день 
летчики-испытатели с грохотом мчались по взлетной полосе в новых машинах и 
исчезали за горизонтом, а через несколько минут вновь пролетали над летным 
полем со скоростью 500 миль в час. Тихий свист, жуткий рев, и они вновь 
исчезали. Самолеты заходили на посадку на огромной скорости, и со стороны это 
выглядело довольно опасным предприятием. Нормальная взлетно-посадочная полоса 
для реактивных истребителей должна быть не меньше 2000 ярдов. Длина бетонной 
полосы в Лейпхайме составляла всего 900 ярдов. Следовательно, при каждой 
посадке пилоты рисковали своей жизнью и самолетом. Все это произвело на меня 
огромное впечатление.

Однажды я заехал на завод взглянуть на чудесную машину. У «Ме-262» было два 
мотора и ни одного винта. Более того, внутри кожухов моторов были турбины, 
создававшие такую тягу, что стоять позади них было неразумно. Пламя, 
вырывавшееся из камер сгорания, вызывало уважение. Я подумал, что в любой 
момент все это может взорваться, но явно ошибался, поскольку летчики-испытатели 
невозмутимо сидели в своих кабинах и, казалось, получали удовольствие от 
фейерверка. Ц^ Меня охватило любопытство, и я попросил «директора завода 
объяснить мне устройство истребителя.

Все довольно просто, думал я, когда он закончил свою лекцию. Первый шаг – 
нажать кнопку, и маленький бензиновый двигатель начинал мурлыкать вполне