Мы находимся на бывшей немецкой авиационной базе. Дома, в стиле казарм, 
тщательно замаскированы. В них мы находим комфорт, которого никогда не имел ни 
один солдат во Франции. Бетонная взлетно-посадочная полоса превосходна. Наши 
самолеты хорошо укрыты, механики и мы довольны. 

Сразу же после прибытия Дельфино нас предупредил: 

- Будьте внимательны. Русские сообщили, что вокруг все заминировано. 
Осторожность прежде всего. Сначала пройдут саперы. Я не хочу, чтобы среди вас 
оказался еще один Мансо. 

Но, несмотря на предупреждение, мы сразу же отправляемся осматривать ангары, в 
которых собраны самолеты различных типов и разных возрастов. Очень много 
самолетов для туризма, но среди них неожиданно обнаруживаем Мессершмитты-108 в 
превосходном состоянии. 

- Вот это нам весьма бы пригодилось, чтобы вернуться в Париж, говорит мне Марши.
 - Представьте себе, что сейчас кто-то начиняется аперитивами у домашнего очага,
 а мы вместо аперитивов имеем право только на свинцовую закуску, которой нас 
щедро угощают немецкие зенитчики. 

Конечно, было заманчиво возвратиться в Париж на крыльях и сразу окунуться в 
сумятицу воскресного дня, который парижане имеют дар превращать в незабываемый 
праздник. Но хватит об этом мечтать. Фронтовая жизнь продолжается. Тяжелые 
потери, успехи, верные и ложные слухи - здесь, как и повсюду, сегодня, как и 
вчера. Нам так хорошо знакома эта жизнь военных летчиков, одновременно 
однообразная и напряженная. 

Под Витенбергом Ревершона основательно потрепала зенитная артиллерия. Его 
товарищи - Соваж, Марши, Углов - также получают свою порцию осколков. Несмотря 
на это, Марши и Ревершон решают любой ценой выполнить задание, но вдруг в 
кабину самолета Ревершона попадает 80-миллиметровый снаряд. Перебита правая 
нога, открытая рана на руке, десятки царапин на лбу и на затылке. Кровь течет 
ручьями. Ревершон понимает, что вот-вот потеряет сознание. Последним усилием 
ему удается убрать газ. Затем он делает разворот, круто снижается и на скорости 
180 километров в час совершает вынужденную посадку. От удара его выбрасывает из 
кабины более чем на пятьдесят метров. Ему повезло - он падает буквально в 
нескольких шагах от палаток советского Красного Креста. Его немедленно кладут 
на операционный стол. Русские врачи считают его состояние безнадежным, но очень 
упорно и добросовестно ухаживают за ним, настойчиво борясь за его жизнь. Это 
поразительно, так как смерть для военных врачей - вещь, на которую никто не 
обращает внимания. Переливание крови за переливанием, операция за операцией. 
Этот случай - одно из чудес Инстербургского госпиталя, когда железное здоровье 
Ревершона и его непреклонное желание выжить помогли советской медицине добиться 
удивительного успеха. Сегодня Ревершон - с ампутированной ногой и с 
несгибающейся рукой - по-прежнему водит самолеты. 

19 марта на рассвете со стороны Кенигсберга доносится ожесточенная канонада. На 
командном пункте майор Вдовин знакомит нас с обстановкой на фронте: 

- Немцы прилагают отчаянные усилия, чтобы разорвать кольцо окружения вокруг 
Кенигсберга и соединиться с частями, находящимися к югу от города, выравняв 
таким образом линию фронта. 

- Что и говорить, - замечаю я после слов майора, - немцы еще достаточно сильны. 
Они еще заставят нас хлебнуть горя. 

На следующий день, словно в подтверждение моих слов, шесть наших "яков" были 
атакованы двенадцатью "мессерами", в том числе шестью Me-109/G. Их пилотировали 
исключительно опытные летчики. Маневры немцев отличались такой четкостью, 
словно они находились на учении. Мессершмитты-109/G благодаря особой системе 
обогащения горючей смеси спокойно входят в отвесное пике, которое летчики 
называют "смертельным". Вот они откалываются от остальных "мессеров", и мы не 
успеваем открыть огня, как они неожиданно атакуют нас сзади. Блетон вынужден 
выпрыгнуть с парашютом. Он не успевает коснуться земли, как его берут в плен. 

Блетона направляют в Пиллау, где его допрашивает полковник Брендель, командир 
третьей истребительной группы, в которую входили знаменитые немецкие асы. 
Носовая часть их самолетов была окрашена в желтый цвет, а на фюзеляже 
красовался туз пик. 

- Месье, это моя сто вторая победа, - хвастливо заявил Брендель. - Вы француз 
из "Нормандии", не так ли? Может быть, вам знакомы эти два предмета? 

Блетон сразу же узнал кокарду, которую носили наши летчики, и небольшой 
медальон с фотографией. Все это принадлежало Ирибарну. Кокарда из стали была 
вся измята и сплющена. Медальон мы вместе купили в Каире. Ирибарн носил его на 
шее.