Я приступаю к великому предприятию - самостоятельному изготовлению самогона. 
Результаты не слишком обнадеживающие, даже несмотря на помощь Шендорфа и 
руководство двух русских. И только после многих часов утомительной работы, 
после нескольких дней терпения и тревоги мне, наконец, с превеликим трудом 
удается наполнить глиняный кувшин жидкостью, достаточно оригинальной по цвету, 
но обладающей такой необычайной крепостью и привкусом, что она оставляет далеко 
позади себя все элексиры, созданные на основе дерева или нефти, которые 
пользуются большим почетом у солдат на фронте. Результат порождает энтузиазм. 
Все кричат: 

- Мой командир! Попробуйте вы первым! Отныне "Нормандия" будет гнать 
собственную самогонку! 

Командир полка протягивает свой стакан. Я наполняю его доверху добытым в муках 
продуктом, и, когда хочу поставить кувшин на место, он неожиданно 
опрокидывается - вся драгоценная влага выливается на пол на глазах оцепеневших 
от досады летчиков. 

Больше у меня не хватило смелости возобновить самогоноварение, и я предпочел 
охотиться на зайцев, чем сидеть и ждать, как по каплям из змеевика вытекает не 
очень ароматная жидкость. 

Рождество. Дельфино приглашает летчиков 117-го полка разделить с нами небогатую 
трапезу, которую БАО смог нам организовать. 

Часы бьют полночь. Идет снег. Слышно, как в лесу воет ветер, порывы бури 
напоминают органную музыку. 

- Не придумаешь лучше погоды для русского наступления, - произносит кто-то 
вслух. 

Все молчаливо соглашаются. Чем ненастнее погода, тем больше русские солдаты 
любят внезапную атаку. Ложимся спать на заре. Все возрастающая злоба начинает 
подменять меланхолию. К счастью, в последующие дни небо проясняется, вылеты 
возобновляются, и 30 декабря майор Дельфино вызывает меня и Шалля на командный 
пункт: 

- Де Жоффр и Шалль. Вылет в 10 часов. "Свободная охота" на большой высоте. 
Сектор Гольдэп - Даркенем. 

И вот мы уже болтаемся в прозрачном морозном воздухе над Гросс Кальвеченом. 

- Все в порядке? 

- Абсолютно. 

Над нами леса и озера, озера и леса, и больше ничего. Озера, скованные льдом, 
ослепляют нас при каждом вираже отраженными лучами яркого солнца. Солнце 
настолько сильно бьет в глаза, что мне приходится прилагать невероятные усилия, 
чтобы не потерять Шалля из виду. Он, как и я, любит бешеную гонку. Я 
пристраиваюсь к нему. Крыло к крылу мы продолжаем патрулирование. Все, казалось,
 должно было закончиться без каких-либо приключений, как вдруг на нас сверху 
падают два "мессершмитта". Мы застигнуты врасплох. Я, как сумасшедший, беру 
ручку на себя. Машина страшно содрогается и встает на дыбы, но, к счастью, не 
срывается в штопор. Очередь фрица проходит в пятидесяти метрах от меня. Опоздай 
я на четверть секунды с маневром, и немец отправил бы меня прямо в тот мир, 
откуда не возвращаются, чтобы сделать очередной репортаж. Начинается воздушный 
бой. Каждый за себя, и бог за всех! У Шалля свой противник, у меня - тоже. В 
маневренности я имею преимущество. Враг это чувствует. Он понимает, что сейчас 
я хозяин положения. Четыре тысячи метров... Три тысячи метров... Мы 
стремительно несемся к земле... Тем лучше! Должно же сказаться преимущество 
"яка". Я крепче сжимаю зубы. Внезапно "мессер", весь белый, кроме черного 
зловещего креста и омерзительной, паукообразной свастики на фоне красного круга,
 выходит из пике и улепетывает на бреющем полете к Гольдапу. Я стараюсь не 
отстать и, взбешенный от ярости, преследую его, выжимая из "яка" все, что он 
может дать. Стрелка Показывает скорость 600 или 750 километров в час. Я 
увеличиваю угол пикирования и, когда он достигает примерно 80°, вдруг вспоминаю 
о Бертране, который разбился в Алитусе, став жертвой колоссальной нагрузки, 
разрушившей крыло. Инстинктивно я беру ручку на себя. Мне кажется, что она 
подается тяжело, даже слишком тяжело. Я тяну еще, осторожно, чтобы ничего не 
повредить, и мало-помалу выбираю ее. Движения обретают прежнюю уверенность. Нос 
самолета выходит на линию горизонта. Скорость несколько падает. Как все это 
вовремя! Я почти уже ничего не соображаю. Когда через доли секунды сознание 
полностью возвращается ко мне, я вижу, что вражеский истребитель несется у 
самой земли, словно играя в чехарду с белыми верхушками деревьев. 

Вид вражеской машины подхлестывает меня. Метр за метром, секунда за секундой я 
приближаюсь к ней. Она увеличивается, растет на глазах. Я ловлю ее в прицел. 
Мои трассирующие .пули ложатся точно в цель. Тонкая струйка черного дыма