артиллерию, рассматривает самолет как "воздушную .батарею". Он забрасывает 
Пуйяда вопросами. Француз определенно смущен, но по-прежнему возвращается к 
разговору о маневренности "яка", которая, то его словам, не позволяет усилить 
огневую мощь истребителя. 

- Мы будем все-таки экспериментировать, - настаивает Сталин. 

- Я высказываю свое мнение, - защищается Пуйяд, - мнение летчика-истребителя. 

- Мне хотелось бы осуществить на практике, - продолжает Сталин, такую 
концентрацию огня крупного авиасоединения, эшелонированного по высоте и 
состоящего из самолетов с различным вооружением, которая помешала бы 
истребителям противника приблизиться к ним. 

Пуйяд охотно признает, что эта концепция превосходит его познания, базирующиеся 
только на боевом опыте летчика-истребителя. 

Прием, устроенный маршалом Сталиным, заканчивается в половине пятого утра. 
Спустя несколько часов был подписан договор о союзе и взаимной помощи между 
Советским Союзом и Французской Республикой. 

Последующие два дня были праздничными днями для полка. 

В промежутках между посещениями военной миссии, возглавляемой генералом Пети, 
Большого театра, ресторанов "Савой", "Метрополь", коктейль-холла и неизбежной 
"Москвы" каждый куда-то исчезает, спешит, стараясь извлечь из каждого мгновения 
максимум приятного для себя. Музыка, накрытые столы, кавказские вина, танцы и 
другие вновь обретенные удовольствия помогают нам забыть, откуда мы прибыли и 
куда мы скоро возвратимся. 

Но генерал Захаров торопит с отъездом тех, кто будет продолжать зимнюю кампанию 
в Пруссии. Другим, которые пробыли больше шестнадцати месяцев в России или 
больше двух лет на фронте, разрешено вернуться во Францию. Так от нас уехали 
Альбер, де ля Пуап, Мурье, де Сэн-Фалль, Риссо, Муане, Монье и доктор. Наконец, 
некоторые покидают нас по состоянию здоровья и по другим причинам: Кюффо, 
Амарже, Баньер, Жан Соваж, только, что получивший известие о смерти своего 
ребенка, Карбон, Лебра. 

Должен сказать, что обратный путь был не из веселых. Московская передышка была 
слишком короткой, чтобы мы с радостью смогли бы согласиться вернуться к нашим 
"якам" в Гросс Кальвечен. 

12 декабря, в восемь часов вечера, в поезде, который мчал нас в Каунас мимо 
полей, казавшихся еще более пустынными и более тоскливыми, многих друзей уже не 
было с нами. В последней зимней кампании в Восточной Пруссии принимали участие 
только три эскадрильи, которые с декабря 1944 года по май 1945 года пережили 
последние месяцы этой титанической борьбы и апофеоз победы. 

Часть пятая 

Глава I 

Мы снова в Гросс Кальвечене. Стоит ясная солнечная погода. Сильный мороз. Озеро 
Вюстерзее представляет собой большое ледяное поле, блестящее и гладкое. 
Сосновые леса, которые окружают нашу базу, в зимнем убранстве. В нескольких 
километрах от нас находится знаменитый охотничий заповедник Геринга. Олени, 
лоси, козы и лани забредают даже на летное поле, будто выискивая на нем место 
для убежища. Но они жестоко заблуждаются в своих надеждах, так как мы 
устраиваем настоящую охоту на них. Но это скорее для того, чтобы как-то 
скоротать время, разогнать тоску, потому что мы не испытываем никакой нужды в 
запасах мяса и не столь воинственно настроены, чтобы убивать. Я с Микелем 
иногда устраиваю погоню за ланями в лесу, который покрывает более тысячи 
гектаров, пересекаемых лишь двумя автострадами. 

На противоположном берегу озера - аэродром, на котором расположился 117-й 
штурмовой авиационный полк. Углов и я - частые гости у летчиков полка и очень 
скоро становимся друзьями с их командиром. 

Летчики, прибывшие к нам в октябре, продолжают тренироваться и осваивать 
технику под руководством Гидо - инструктора, имеющего более двух тысяч часов 
налета, о чем он сам любит упоминать в разговоре. Обучение не всегда проходит 
гладко. Немецкие зенитчики недалеко, и они не дремлют. В конце декабря их 
первой жертвой становится опытный летчик Гидо. Он попал под обстрел. Снаряд 
пробил маслопровод. Ослепленный брызгами масла, летчик вынужден был 
приземлиться у наших друзей из 117-го полка. Большое количество налетанных 
часов, оказывается, не всегда служит гарантией неуязвимости. 

Приближается рождество. Воздух необыкновенно чист и прозрачен. Его совершенно 
не ощущаешь: дышится легко и свободно. Но зато температура 30 градусов ниже 
нуля. На командном пункте вовсю трещат дрова в железных печках.