Предсказание оправдалось. Мурье вогнал в землю один вражеский самолет и, 
конечно, сумел бы сбить и другой, если бы не заело пушку. Пилоты обступили его 
плотным кольцом. Все поздравляют его с успехом. 

- Я надеюсь, что сегодня выдадут дополнительно по сто граммов водки, говорит 
Мурье. 

Дневная порция водки, на получение которой мы имели право по вечерам после 
возвращения с боевых заданий, является предметом строжайшего учета. Двойную 
порцию выдают тогда, когда о наших победах пишут во фронтовых газетах. 
Статистика этих побед в Красной Армии ведется самым тщательным образом. Для 
того чтобы сбитый вражеский самолет был засчитан, необходим по крайней мере 
один свидетель. Им может быть второй летчик из звена или любой другой пилот, 
участвовавший в бою и подтверждающий факт падения подбитой вражеской машины на 
землю. Наземные войска могут быть также свидетелями. Благодаря им были 
засчитаны некоторые наши победы. 

Кроме дополнительной порции водки, каждый сбитый самолет давал право на 
получение премии, размеры которой колебались в пределах от одной до пятнадцати 
тысяч рублей, в зависимости от типа сбитого самолета. Около трехсот тысяч 
рублей, примерно десять миллионов французских франков, полученных летчиками 
"Нормандии" до конца войны, были переданы ими в фонд обороны Советского Союза, 
и на эти деньги были построены новые истребители. 

Теперь время исчисляется уже не днями, а боевыми вылетами, особенно заданиями 
по штурмовке. Для каждого находится паровоз, поезд, баржа, колонна автомашин, 
ферма, командный пункт... Все средства хороши в этой тактике постоянного 
изматывания противника. 

Особенно отличается Карбон. Он ввязывается в драку при каждой возможности. То 
он вступает в поединок с Хейнкелем-111 на высоте более 7000 метров, то 
сражается один против четырех "фокке-вульфов", требует подкрепления и, когда 
ему по радио сообщают, что все самолеты находятся на задании, ловко выходит из 
боя и возвращается на базу. При посадке механизм выпуска шасси не срабатывает, 
но благодаря своему исключительному мастерству Карбон спасает свою шкуру. Едва 
успев переменить самолет, он снова поднимается в воздух и снова вступает в 
ожесточенный бой. 

22 сентября. Осень только что началась, но над Пруссией уже дуют холодные, 
пронизывающие ветры, заставляя нас дрожать при мысли о приближении новой зимы. 
Еще одна зима! Альбер был прав... Во многом можно упрекнуть немцев, но только 
не в том, что они легко опускают руки. 

В этот день звено в составе Вердье и Делэна начинает свою обычную работу, 
заключающуюся на этот раз в обстреле эшелона на железной дороге Тильзит - 
Инстербург. После выхода из пикирования и горки, проделанной для того, чтобы 
избежать огня зенитной артиллерии, Делэн возвращается, надеясь присоединиться к 
своему напарнику. Но того нигде не видно. Серое, тяжелое небо пусто, как 
гладкая стена. Вердье исчез. Делэн вновь и вновь возвращается к месту атаки. 
Остается одна надежда: может быть, он на бреющем полете уже летит к аэродрому. 
Возвратившись в Антонове, Делэн выскакивает из кабины и спрашивает: 

- А Вердье?.. 

Вердье не вернулся. Он исчез в этот день, 22 сентября, около семи часов 
тридцати минут утра, и тайна его исчезновения, вероятно, никогда не будет 
раскрыта. Тот, кого Бертран называл "ученым", оставил после себя в полку 
незаполнимую пустоту. До самого конца войны мы не хотели поверить в его смерть 
и даже много лет спустя надеялись на одно из тех невероятных чудес, которые так 
часто свершались в военные годы и после войны, и ждали его возвращения. 

Нам предстоит получить новые самолеты. Эту новость сообщает Альбер: 

- Лоран, Ля Пуап, Кюффо, Амарже, собирайтесь. Мы вылетаем в Саратов. Побываем в 
Москве. Согласитесь, что я неплохой предводитель! 

Лица отобранных летчиков расплываются в улыбке, настолько их радует 
предвкушение провести одну ночь в Москве. Остающиеся смотрят на них с черной 
завистью, которая, правда, в какой-то степени смягчается от перспективы 
пикантных повествований после возвращения. Но всех ждет разочарование. Группа, 
которую возглавлял Альбер, не прибыла ни в Саратов, ни в Москву. 

В воздухе она получила приказание вернуться на базу. В России приказы тоже 
иногда отменяются. 

По сугубо личным причинам, к огромному, но напускному неудовольствию Матраса и 
к великой зависти всех, включая даже командира полка, я больше не ночую в 
помещении, приготовленном для нас БАО. Я нашел себе пристанище в. небольшом 
литовском хуторке, стоящем у самой границы летного поля. На самом лучшем из