Мартэну, что они, наверное, хотят проверить наши удостоверения личности, 

Вынимаем документы. Суем им под нос. Но, черт бы их всех подрал, их самих и 
всех их предков! Чтоб их черти жарили на том свете на сковородке! Они незаметно 
стянули мой ТТ и начали хохотать. И удрали... Вы можете себе представить, мой 
командир, какую они сыграли шутку со мной! 

В течение многих дней, каждый раз, когда Бертран собирался идти в город, 
находился какой-нибудь остряк, который небрежно говорил ему: 

- Ты идешь в Тулу? Не забудь про свой ТТ. Может быть, ты встретишь того, кому 
его одолжил... 

И каждый раз наш добряк Бертран краснел до ушей и, выкатив глаза на лоб, 
принимался ругаться на своем образном бургиньонском наречии. 

Жизнь шла своим чередом. Дни стали прибавляться, но по-прежнему было холодно. 
Злой рок тяготел над нами: мы ломали у машины все, что только возможно, от 
винтов до шасси. 18 марта эти неудачи приняли печальный оборот. Около 
одиннадцати часов в небо, затянутое тяжелыми тучами, для тренировочного полета 
поднялись Жуар и Бурдье. Жуар - ведущий. Бурдье следует за ним. Жуар входит в 
одну из огромных низких туч и передает по радио: 

- Подтянись, Бурдье... Иначе потеряешься. 

Бурдье подтягивается. Крыло в крыло пара исчезает в серой вате облаков, и там 
на скорости более четырехсот километров в час машины сталкиваются. Словно два 
паяца с вывихнутыми суставами, они, кувыркаясь, падают вниз. Жуар делает 
последние усилия и выпрыгивает. Его парашют раскрывается. Но спастись ему не 
суждено. Падающий самолет крылом задевает за шелковый купол парашюта. Он 
вспыхивает, как факел. Жуар падает на землю вместе с горящими обломками своего 
"яка" в нескольких метрах от врезавшейся в землю машины товарища. Бурдье был 
убит еще при столкновении. Когда нашли тело Жуара, он лежал, как живой. Он 
улыбался, лицо его было спокойным и казалось почти счастливым. Какая ужасная 
судьба! Неудача всегда настигала его в самую последнюю минуту на всех поворотах 
жизни. Именно в этот день спустя час после вылета Жуара пришло известие о 
присвоении ему звания младшего лейтенанта. И я не могу заставить себя не думать 
о том, что если бы это повышение, ожидаемое всеми уже несколько недель, было 
получено хотя бы днем раньше, Жуара, возможно, освободили бы от полетов 18 
марта. И, возможно, он был бы жив и сейчас. Его отец, потерявший ранее еще 
одного сына, умер от горя год спустя после возвращения во Францию нашего полка. 


Тела двух друзей были погребены около аэродрома в небольшой роще. Выла снежная 
вьюга. Ветер пригибал к земле тонкие березы. Когда я смотрел, как опускали в 
мертвую, промерзшую землю жалкие гробы из простых досок, я только тогда 
по-настоящему понял истинное значение слов "расставание" и "родная земля". 

А ведь день 18 марта мог бы стать для нас замечательным. Из Москвы в этот день 
приехала новая группа летчиков во главе с капитаном Дельфино. Он был намечен с 
согласия Пуйяда и советского командования на должность командира нового 
французского авиаполка "Париж", который хотели создать по образцу "Нормандии". 
Капитан Дельфино был испытанным летчиком-истребителем, пережившим 1940 год. 
Впоследствии он возглавит "Нормандию" во время операций в Восточной Пруссии и 
закончит войну, имея на своем боевом счету 16 сбитых вражеских самолетов. 
Личные качества этого летчика, и особенно его сильный и энергичный характер, 
были залогом успешной деятельности полка. Но по организационным причинам этот 
полк так и не был создан, а все вновь прибывшие летчики были включены в состав 
"Нормандии". 

Среди них были мои старые товарищи по службе: 

Женес, Пинон, Лемар, Эмоне, два брата Шалль, Перрэн, Мансо, Керне, Меню, Микель,
 Гастон, Табюре. Свою службу в полку "Нормандия" им пришлось начать с участия в 
похоронах. 

За катастрофой 18 марта следует ряд других неудач. Эмоне садится левее полосы и 
повреждает два самолета. Шик, наш переводчик, которому только что разрешили 
вылеты на истребителе, несмотря на недостаточное количество налетанных часов, 
приземляется, забыв всего-навсего выпустить шасси. А 30 марта в присутствии 
генерала Захарова, писателя Ильи Эренбурга и бывшего министра Пьера Кота 
произошел довольно необычный случай, виновником которого, или, если хотите, 
удачливым героем, на этот раз оказался аспирант Монье. 

Учебные полеты были в полном разгаре. Лефевр вызвал летчиков 3-й эскадрильи, в 
которую входил Монье, и сказал: 

- Господа, сегодня выполняем упражнение на полет звеньями в сомкнутом строю, 
затем одиночный пилотаж и, наконец, перестроение над Сталиногорском. В 
заключение пройдем всей эскадрильей над аэродромом в парадном строю. По