И думал, как это мило, 
Что к твоим штанам приложила 
Сама Церковь руку свою.
Их должно быть достаточно, чтобы 
(За такую-то цену — еще бы) 
Твой фланг в передряге прикрыть, 
А также довольно быстро 
(По выраженью премьер-министра) 
Холодок в животе отвратить.
Согласно владельцам компаньи 
(Братьям Мосс), так крепки их ткани, 
Что они выдержат все равно, 
Даже если ты вдруг споткнешься 
И вверх задом перевернешься, 
Как Гораций на Тибре давно.
И мы верим, что ты не устанешь, 
И, когда перед Папой предстанешь, 
Он проявит к тебе интерес 
И благословит с особым вниманьем, 
Узнав, что обмундированье 
Тебе доставил Епископ с небес»{12}.
Я покидаю 8-ю армию

24 декабря меня разбудили чуть свет и передали сообщение из военного 
министерства с приказом вернуться в Англию и сменить генерала Пейджета на 
должности командующего 21-й группой армий, которая готовилась открыть за 
Ла-Маншем «второй фронт». Хотя, конечно, грустно было покидать 8-ю армию, я, 
естественно, очень радовался, что меня избрали [217] для столь важной задачи: 
массированного вторжения за Ла-Манш, которое явится подлинным отмщением за 
Дюнкерк. Я испытывал и облегчение, и волнение: облегчение потому, что не был 
особенно доволен общим положением, создавшимся в Италии, и считал, что винить в 
нем мы должны только себя. Ни широкого замысла при открытии нового театра 
военных действий; ни общего плана; ни жесткого контроля за ходом операций; 
полнейший беспорядок в снабжении — все это, взятое вместе, привело к такому 
промедлению, что мы не смогли использовать изначальные преимущества, которых 
добились до наступления зимы. 

Впрочем, меньше, чем за шесть месяцев мы: 

а) заняли Сицилию; 

б) вывели Италию из войны; 

в) заперли итальянский флот на Мальте; 

г) заняли примерно треть Италии, в том числе Неаполь и аэродромы возле Фоджи. 

Результаты эти были впечатляющими, но мы добились их за счет итальянцев. Нашим 
главным противником была Германия; мы не смогли причинить серьезного ущерба 
этому противнику до начала зимних дождей, потому что не вели дело должным 
образом. Поэтому мне было не жаль покидать итальянский театр военных действий. 
Я был уверен, что когда мы откроем второй фронт в северо-западной Европе, то не 
совершим тех же ошибок, поскольку имел некоторое влияние в ответственных кругах.
 

Несколькими днями раньше генерала Эйзенхауэра назначили Верховным 
главнокомандующим вторым фронтом, и вся 8-я армия с волнением размышляла о том, 
кто будет при нем главнокомандующими и кто сменит его на средиземноморском 
театре военных действий. Наиболее вероятной кандидатурой являлся Джамбо Уилсон, 
главнокомандующий на Ближнем Востоке. 

Во второй половине дня 24 декабря, в сочельник, новые назначения были объявлены 
в передаче Би-би-си, мы поймали ее в Италии: [218] 

Уилсон сменяет Эйзенхауэра. 

Александер остается на своей должности. 

Я становлюсь главнокомандующим 21-й группой армий. 

До этого я никому не говорил о сообщении, полученном в ранний час этого утра; 
сперва я хотел обсудить положение дел с де Гинганом, но он находился в отпуске 
и должен был вернуться в штаб вечером. Я знал, что сразу начнется крупный 
разговор о том, кого я возьму с собой в новый штаб в Англии, и хотел сразу 
внести ясность. 

Я четко знал, кто необходим мне немедленно: 
Де Гинган 	на должность начальника штаба; 
Грехем 	на должность начальника штаба тыла; 
Уильямс 	на должность начальника разведки;