безрассудные атаки, я мог не беспокоиться за этот участок фронта. Я попросил 
направить на укрепление 8-й армии и другую дивизию, 51-ю, части которой уже 
начали прибывать в Суэц. Детали тактического плана мне хотелось переложить на 
командира 13-го корпуса. Но на тот момент эта должность оставалась вакантной. Я 
решил попросить Александера незамедлительно вызвать из Англии генерала Хоррокса 
и назначить его командиром 13-го корпуса. Хоррокс в свое время командовал 
батальоном в моей 3-й дивизии. Когда я получил под свое начало корпус, то 
назначил его сначала командиром бригады, а потом и дивизии. Теперь я хотел, 
чтобы в моей армии он командовал корпусом. Знал, что лучшего человека мне не 
найти, так оно и вышло: он на все сто процентов подходил для выполнения той 
задачи, которую предстояло решать 13-му корпусу. 

Так что к 15 августа, дню, когда Окинлек приказал мне взять на себя 
командование 8-й армией, я уже командовал ею два дня, и мы активно двигались в 
правильном направлении. Более того, решительно взяв в свои руки бразды 
правления, мы сразу добились подъема боевого духа. И это было едва ли не самым 
важным достижением, поскольку высокий боевой дух бойца — одна из главных 
составляющих успеха армии. 

С первого дня мы начали подготовку к сражению, которое получило известность как 
битва при Аламейне. Время поджимало, и я уже знал, что в сентябре от меня 
потребуют наступательных действий. Но прежде чем перейти к основным моментам 
подготовки и проведения того сражения, мы должны коротко остановиться на битве 
у Алам-Хальфы. Именно там отрабатывалась модель оборонительного сражения, и 
полученные результаты, с поправкой на другие условия, были успешно использованы 
в Аламейне. По моему разумению, без Алам-Хальфы нам бы не удалось добиться в 
Аламейне столь блестящих результатов. 

Премьер-министр вновь посетил 8-ю армию 19 августа, по пути из Москвы. Я 
показал ему позиции наших частей, рассказал о планах отражения ожидаемого 
наступления Роммеля, а также поделился мыслями о нашем наступлении. Он остался 
на ночь в моей новой штаб-квартире на морском побережье неподалеку [112] от 
Бург-эль-Араба, куда мы только что перебрались. Перед обедом он искупался в 
Средиземном море. Купального костюма у него не было, и мне пришлось приложить 
определенные усилия, чтобы держать прессу на приличном расстоянии, когда он 
входил в воду в рубашке. Его заинтересовала группа солдат, и он спросил, отчего 
у них всех такие забавные белые купальные трусы. Мне пришлось объяснить, что в 
8-й армии купальных принадлежностей нет ни у кого. Весь день солдаты ходили в 
шортах и часто без рубашек, отчего их тела стали коричневыми. Так что издалека 
за белые купальные трусы он принял незагорелые участки кожи, которые обычно 
находились под форменными шортами! Мы отлично провели вечер в столовой для 
старших офицеров, а де Гинган сумел даже достать для премьер-министра 
пристойное вино и выдержанный коньяк. 

Когда на следующий день премьер-министр уезжал из расположения 8-й армии, я 
попросил его сделать запись в моей книге для автографов. Он написал следующее, 
с учетом того, что я принял командование 8-й армией 13 августа, в годовщину 
битвы при Бленхейме: 
«Пусть годовщина битвы при Бленхейме, знаменующая приход в 8-ю армию нового 
командующего, принесет ему и его войскам удачу, которую они, без сомнения, 
заслуживают. Уинстон Черчилль 20 августа 1942 года». [113]

Глава восьмая. 
Сражение у Алам-Хальфы

31 августа — 6 сентября 1942 г.

В дополнение к плану, который я в общих чертах изложил выше, я довел до 
сознания личного состава 8-й армии, что не намерен терпеть «нытье». Этим 
термином я определял тот вид нарушения дисциплины, когда командиры ссылались на 
самые разные причины, помешавшие им выполнить поставленную перед ними задачу. В 
8-й армии существовала тенденция подвергать сомнению приказы вышестоящих 
командиров. Каждый полагал, что разбирается в том или ином конкретном вопросе 
лучше своего начальника, и зачастую требовалось приложить немало усилий, чтобы 
добиться желаемого результата. Я твердо решил положить конец такому положению 
вещей. Приказы более не служили «основой для дискуссий». Их следовало 
неукоснительно выполнять. 

Что мне теперь требовалось, так это сражение, которое прошло бы в полном 
соответствии с моими идеями, а не с теми, что исповедовали прежние командиры, 
воевавшие в пустыне. Более того, оно должно было завершиться нашей победой и 
пройти перед нашим наступлением, чтобы восстановить утерянное доверие к 
командованию офицеров и солдат. Только так обеспечивался высокий боевой дух, 
без которого невозможно одерживать победы в жестоких битвах. Вера в 
командование во многом определяла успех кампании. 

Я получил под свое начало отличных бойцов, и мне не потребовалось много времени,
 чтобы это понять. 8-я армия состояла из закаленных боями дивизий. Но офицеры и 
солдаты не понимали, что происходит наверху, и это подрывало их уверенность в 
своих силах. «Храбрые, но растерянные» — так охарактеризовал их премьер-министр.