|
бортом корабля. На борту "Позарики" после боя нельзя было пройти по верхней
палубе, заваленной стреляными гильзами. Можно привести одно любопытное
свидетельство напряженной работы артиллеристов. Когда начался бой, заряжающий
102-мм орудия Чарльз Гуч примчался к орудию с мостика, где он нес вахту
наблюдателем. Гуч был закутан до бровей - толстый свитер, куртка, шерстяная
шинель, бахилы, длинный шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи. Когда бой
закончился, он был раздет до пояса.
Потери на кораблях сопровождения были вызваны неосторожной стрельбой соседних
кораблей. Например, на корвете "Поппи" наводчик 102-мм орудия получил пулю в
задницу с шедшего по левому траверзу эсминца "Лимингтон". Однако наводчик
обнаружил рану лишь после боя. "Поппи" пришлось несколько раз уворачиваться от
торпед. В один напряженный момент суб-лейтенант Деннис Брук, находившийся на
корме у пом-пома, увидел торпеду, выскочившую из-под киля корвета и пошедшую
прямо на транспорт. Обычно торпеды ставились на большую глубину хода из расчета
на тяжело груженые транспорты, поэтому они проскакивали под мелкими кораблями,
не причиняя им вреда.
"Кеппел" едва избежал гибели, когда головной самолет рухнул в воду рядом с
кормой эсминца. Моряки еще смотрели на место, где нырнул "Хейнкель", как вдруг
увидели цепочку пузырьков, идущую прямо на корабль, более того прямо на
артиллерийский погреб, над которым они стояли. Растерявшись, они просто стояли,
не в силах двинуться. Матрос Гарольд Уильяме вспоминал, что в тот момент он
гадал, на сколько же кусков его разорвет. Но прежде чем началась паника, корма
корабля резко пошла вправо, и опасность исчезла. В бортовом журнале "Кеппела"
все это не заняло и одной строчки: "Торпеда прошла за кормой".
Когда "Лорд Остин" выпустил последний снаряд, наш капитан спустился с мостика.
Его голубые глаза горели от возбуждения, коротенькая борода задорно топорщилась.
Срываясь на крик, он сказал: "Это была хорошенькая драчка, не так ли?"
Да, драка действительно была неплохой. Многие из нас впервые побывали в
настоящем бою, а потом наступила запоздалая реакция. Когда объятые пламенем
самолеты падали в море, мы прыгали и кричали от радости, но теперь мы думали о
людях, оказавшихся внутри этих клубков огня. Враги, злобные фашисты, которые
хотели убить нас. Но все-таки это были люди, и надо признать смелые люди.
Конвой двигался дальше в идеальном порядке, оставив позади "Уильям Хупер" и
"Нэйварино". Корабли сопровождения должны были затопить поврежденные транспорты.
Мы потеряли 3 судна, однако мы отбили первую крупную воздушную атаку немцев.
Последует ли новый налет? И что с подводными лодками? Смогли эсминцы отогнать
их или нет? Нам предстояли еще 4 или 5 дней пути, и мы пока не знали, каковы
наши шансы. Главной проблемой оставались боеприпасы. Мы уже израсходовали
достаточно много. Если последуют новые мощные налеты, не кончатся ли снаряды
слишком быстро?
"Кеппел" прорезал строй конвоя, и капитан 2 ранга Брум с удовлетворением
отметил, что "все суда в полном порядке и выглядят еще более гордо, чем раньше.
Я подумал, что все ясно ощутили - противник понял, что с PQ-17 ему не
справиться. И это радовало". В своем дневнике Брум записал, что, по его мнению,
конвой мог продолжать двигаться вперед, пока на кораблях не кончатся боеприпасы.
Точно так же думал и коммодор Даудинг. И оба командира были уверены в успехе в
тот момент, когда мы входили в Баренцево море.
"Кеппел" просигналил "Эмпайр Тайду": "Вы не могли бы стряхнуть преследователя?"
Судя по всему, САМ-судно не получило это сообщение, так как "Харрикейн" не
взлетел. Но в любом случае вечернее небо полностью очистилось, если не считать
нескольких облачков. Немецкие разведчики вроде бы пропали. Но пока наблюдатели
осматривали спокойное холодное море, в радиорубке началась суматоха.
Радистам кораблей сопровождения было ясно, что в воздухе носится нечто
необычное, так как радиограмма Адмиралтейства имела пометку "OU" - "Особо
срочно". Такое использовалось только в крайних случаях.
Первая радиограмма, адресованная Гамильтону, прозвучала зловещим колоколом:
"Особо срочно. Крейсерам отойти на запад на полной скорости".
Крейсера адмирала Гамильтона в любом случае в самое ближайшее время должны были
повернуть назад, как было запланировано ранее. Командование не собиралось
вводить их в кишащее подводными лодками Баренцево море. Но Адмиралтейство
приказало отходить на полной скорости. Это могло означать лишь одно:
"пропавшие" германские корабли были обнаружены разведкой союзников, и крейсера
находились в непосредственной опасности. Чуть раньше адмирал Гамильтон получил
приказ оставаться с конвоем до особых распоряжений. Теперь срочная радиограмма
подтвердила самые худшие опасения.
Через 12 минут пришла вторая радиограмма. Она была адресована капитану 2 ранга
Бруму: "Срочно. Ввиду угрозы надводных кораблей конвою рассредоточиться и
|
|