что я сделал его командиром четверки.

«Что за переполох?» — спросил я, так как у нас не было тревог уже несколько 
месяцев.

Сержант Смитсон, симпатичный молодой австралиец, уже представленный к 
офицерскому званию, ответил:

«Не знаю, сэр. Нам по телефону приказали срочно взлететь. Мы должны 
патрулировать над Лейстером на высоте 2000 футов».

Это прозвучало интригующе, и я позвонил офицеру управления полетами. В этот 
день дежурил Питер Клэпхем.

«Что стряслось, Питер?» — поинтересовался я.

«Мы засекли одиночного бандита возле Лейстера. Он болтается ниже 1000 футов. 
Ваше синее звено уже рядом».

«Может, мне поднять еще четверку?»

«Давай. Позвони мне, когда они будут в воздухе».

Я позвал Смитсона, и мы прыгнули в два ближайших «Спитфайра». Времени закрывать 
фонарь не было, и это было хорошо, так как я не собирался портить свой лучший 
мундир.

«Зеленое звено в воздухе, Питер», — доложил я.

«Пеленг 270. Бандит в 10 милях впереди. — И через пару секунд: — Пеленг 300, 
бандит в 5 милях».

Мы находились всего в нескольких футах над землей и много ниже границы 
облачности. Мы мчались над полями Лейстершира. Впереди мелькнула серая башня 
церковной колокольни. Я вырос здесь и потому точно знал, где мы находимся.

Снова раздался голос Питера:

«Пеленг 350, Джонни. Газуй. Он совсем рядом».

Мы оба увидели его одновременно. Смитсон что-то выкрикнул, но мой палец уже 
лежал на гашетке. Это был двухмоторный «Дорнье» с тупым носом и двумя килями. 
Он повернул влево и пошел на снижение. Мы описали широкий вираж, и когда немец 
снова появился на прицелах, ринулись в атаку.

Внезапно меня остановило смутное сомнение, и я не нажал на спуск. Вместо 
черно-белых крестов на крыльях бомбардировщик имел большие темные круги, 
напоминающие опознавательные знаки Королевских ВВС. А что если это какой-нибудь 
двухкилсвой самолет американского производства? Я был совсем рядом, менее чем в 
70 ярдах, но стрелять было неудобно, так как я автоматически отвернул, как 
только увидел круги. Уже имелось слишком много случаев ошибочных атак. Но все 
мои сомнения улетели прочь, когда стрелок из верхней средней турели дал по 
моему «Спитфайру» длинную очередь. Мне показалось, что сотни мячиков для гольфа 
промелькнули мимо кабины. Немец использовал фальшивые опознавательные знаки! 
Взбешенный, я заорал:

«Задай ему, Смити! Задай этому говнюку!».

Я заложил крутой вираж и снова попытался выйти в атаку, чтобы выместить на 
фрице свою злость. Смитсон проскочил мимо немца, и «Дорнье» нырнул в облако. 
Больше мы его не видели.

Два пилота синего звена слышали мой истошный вопль, и молодой Браун повел их в 
атаку. Клубочки белого дыма начали вылетать из одного мотора «Дорнье», но когда 
Браун выходил из атаки, немецкий стрелок подловил его и разнес фонарь. При этом 
Брауну повредило правый глаз. Он зажал рану, и белый шелковый шарф окрасился 
кровью. Наполовину ослепший пилот, испытывая страшную боль, все-таки посадил 
«Спитфайр» в Норт-Лаффенхэме.

Все остальные приземлились в Кингзклиффе, где нас встретил Бэзил Эмбри и его 
командир крыла. Они видели силуэт «Дорнье» и слышали пушечные очереди. Чем все 
кончилось? Горит где-нибудь в поле, а экипаж выпрыгнул? Я сообщил им неприятную 
правду. 4 «Спитфайра» сумели только повредить один мотор «Дорнье», а я сам 
вообще не выпустил ни одного снаряда. Другие пилоты тоже видели странные темные 
круги. Старших офицеров, как и нас, привела в ярость эта уловка.

Молодой Браун потерял правый глаз, но вскоре все-таки вернулся в эскадрилью, 
такой же бойкий, как и раньше. Он был полон решимости продолжать воевать. 
Командир авиакрыла проверил его на спарке, после чего разрешил летать на 
«Спитфайре». Высокое начальство предложило Брауну прекратить летать и перейти