читать ее, отказался комментировать и выставил даму из дома чуть ли не силой. 
На следующее утро я купил "Санди пикториал" и не нашел ни одного слова о себе. 
"Друг" струсил. 

Когда обстановка накалилась, я связался с моими друзьями из СИС. Они убеждали 
меня не делать никаких заявлений, которые могли бы повредить делу. 
Правительство обещало провести дебаты по этому вопросу, и было очень важно не 
обострять обстановку. Они попросили меня, во-первых, согласиться на последний 
допрос, который проведут не сотрудники МИ-5, а двое моих бывших коллег по СИС, 
и, во-вторых, снова сдать паспорт. Я согласился на то и другое: сдал паспорт и 
дважды съездил в Лондон, чтобы ответить на вопросы. Беседа шла по обычному 
руслу, что свидетельствовало об отсутствии каких-либо новых улик. Между тем тот 
факт, что я не пытался бежать в течение такого долгого времени, начал 
действовать в мою пользу. Постепенно старые следы терялись, и дело было 
достаточно темным, чтобы сбить с толку любого юриста. 

Поскольку я находился в центре внимания, я отменил две встречи с моими 
советскими друзьями. Но когда наступил день третьей встречи, я решил, что они, 
вероятно, нуждаются в информации, а мне, конечно, требовалась поддержка. Это 
заняло целый день. Я выехал из Кроуборо рано утром, в Тонбридже оставил машину 
на стоянке и отправился поездом в Лондон. На пустынной платформе сел в поезд 
последним. Сошел на вокзале Ватерлоо и, как следует осмотревшись, поехал на 
метро до станции "Тотнем-Корт-Роуд". Выйдя из метро, купил шляпу и пальто и 
часа два бродил по улицам. Перекусив в баре, прибег к испытанному приему: купил 
билет в кино, занял место в заднем ряду и вышел из зала в середине сеанса. Я 
был уверен, что за мной нет слежки, но провел еще несколько часов, чтобы 
окончательно убедиться в этом. Бродил по районам, где никогда не бывал, ехал 
автобусом, потом снова шел. Через час или два после наступления темноты я 
отправился наконец к месту встречи. Говорить о том, что там произошло, не стоит.
 Новость я прочитал в метро. Взглянув через плечо соседа, увидел свое имя в 
заголовках газеты "Ивнинг стандард". Полковник Маркус Липтон, член парламента 
от Брикстона, спрашивал премьер-министра, намерен ли он продолжать скрывать 
сомнительную роль "третьего человека" - мистера Филби (25 октября 1955 года 
Маркус Липтон сделал запрос премьер-министру Антони Идену, намерен ли он 
назначить специальную комиссию для расследования обстоятельств исчезновения 
Берджесса и Маклина. Затем он спросил о деятельности "третьего человека" - 
Филби. Иден обещал открыть дебаты по этому вопросу, которые и состоялись 7 
ноября 1955 года. В ходе дебатов министр иностранных дел Гарольд Макмиллан 
реабилитировал Филби. - Прим. ред.). 

Первой моей реакцией было глубокое разочарование. Липтон пользовался 
привилегией члена парламента, и я не мог привлечь его к суду. Кроме того, он 
разбил мою мечту выбить большую сумму денег у одной из газет Бивербрука за 
клевету. Но пришлось подавить в себе досаду. Надо было действовать. Я временно 
поселился у матери в Дрейтон-гарденс и от нее позвонил друзьям из СИС: решил 
сказать им, что больше молчать не могу. Они согласились, что я должен 
когда-нибудь что-нибудь сказать, но опять убеждали отложить выступление в 
печати до окончания дебатов в палате общин. 

До дебатов оставалось двенадцать дней. Я отключил дверной звонок и запрятал 
телефон под гору подушек. Мать не разрешила мне снять дверной молоток исходя из 
того, что его все равно не слышно. Да это и не потребовалось, потому что 
репортеры за два дня выворотили его. Кухонное окно пришлось держать 
занавешенным и днем в ночью, потому что какой-то журналист, заглянувший в него 
с пожарной лестницы, напугал кухарку. Впрочем, она была храброй женщиной и 
отлично кормила нас в течение всей осады. Между тем я готовил свое заявление 
для прессы. Очень многое зависело от того, сумею ли я придать этому заявлению 
правильный тон. Если не заставлю Липтона взять свое заявление назад, у меня 
останется один выход - бежать. 

Я ждал благоприятного исхода. Мне приходилось бывать на многих 
пресс-конференциях, и я знал, какой там царит беспорядок, когда все сразу 
задают вопросы. Для меня было важно сохранить контроль за ходом 
пресс-конференции хотя бы в течение получаса, чтобы сосредоточить внимание 
журналистов на заявлении Липтона и представить им абсурдность его чудовищных 
обвинений. А потом уже неважно, что меня будут спрашивать: все мои ответы были 
готовы. Простая логика привела меня к заключению, что обвинение Липтона 
беспочвенно. Я полагал, может быть ошибочно, что если бы он имея веские 
доказательства, то передал бы их соответствующим властям, вместо того чтобы 
предупреждать меня публичным выступлением в палате общин. И если бы власти 
получили такие веские доказательства от Липтона или от кого-нибудь еще, они бы 
уже приняли меры и арестовали меня. Следовательно, ни Липтон, ни кто-либо 
другой веских доказательств не имел. Решающим фактором в данной ситуации было 
бездействие службы безопасности, которая знала по этому делу в десять раз 
больше, чем публика с Флит-стрит. Поэтому мне нужно было опасаться не прессы, а 
службы безопасности. 

Наступил день парламентских дебатов. Выступая от имени правительства, министр 
иностранных дел Гарольд Макмиллан сказал, что я исполнял служебные обязанности 
добросовестно и умело (что соответствовало действительности) и что нет никаких