немедленно без всяких комментариев. 

Мое пребывание в Испании было очень коротким. Я пробыл в Мадриде недели три, 
когда получил письмо с предложением работать в Сити. Жалованье было скромным, 
но соразмерным моему полному невежеству в коммерческих делах. В течение года я 
занимался торговлей, разъезжая ежедневно между Рикменсуортом и Ливерпуль-стрит. 
Я совершенно не подходил для этой работы и даже почувствовал облегчение, когда 
моя фирма оказалась на грани банкротства из-за опрометчивых действий 
транспортного отдела, с которым, к счастью, я не имел ничего общего. Хозяева 
мои только обрадовались, когда я уволился. Потом я зарабатывал на жизнь как 
свободный журналист. Это было очень трудное занятие, которое требовало большой 
способности к саморекламе, что никогда не было моей сильной стороной. Мое 
довольно серое существование несколько оживил любопытный эпизод, который 
начался с письма от одного консервативного члена парламента от округа Арундель 
и Харшем, пригласившего меня на чашку чая в палату общин. Объяснив мне, что его 
самого уволили из министерства иностранных дел, он чистосердечно признался, что 
ведет войну против министерства в целом и Антони Идена в частности. Его позиция,
 по его словам, была неуязвимой, так как он представляет в парламенте один из 
самых надежных округов в стране, а местная организация консервативной партии 
пляшет под его дудку. Он слышал, что меня тоже уволили с дипломатической службы,
 и полагал, что я теперь должен испытывать чувство обиды. Он был бы очень 
благодарен, если бы я предоставил ему какой-либо материал, позволяющий облить 
грязью министерство иностранных дел. Он долго распространялся на эту тему, 
сопровождая взрывами смеха собственные остроты. Я ответил, что понимаю причины, 
побудившие руководство министерства иностранных дел потребовать моей отставки, 
и тут же удалился. 

Несколько раз в течение этого периода я обдумывал план побега. План был 
разработан первоначально для американских условий и требовал лишь 
незначительных изменений. Надо было приспособить его к условиям Европы. В 
некоторых отношениях осуществить побег было даже проще из Лондона, чем из 
Вашингтона. Но каждый раз, когда я думал об этом, мне казалось, что крайней 
необходимости для побега нет. Наконец произошло событие, после которого я 
выбросил из головы эти мысли. Сложнейшими путями я получил сообщение от моих 
советских друзей, призывавшее меня не падать духом и предвещавшее возобновление 
в скором времени связи. Это коренным образом меняло дело. Я не был одинок. 
Приободрившись, я наблюдал, как собирается очередная буря. Она началась после 
якобы новых "открытий" по делу Берджесса и Маклина. Флит-стрит снова подняла 
шум о "третьем человеке", но на этот раз в прессу просочилось мое имя. 
Поразительно, что в условиях, когда пресса тратила сотни тысяч фунтов на 
выискивание пустяковых и ложных сведений об исчезнувших дипломатах, ей 
потребовалось четыре года, чтобы добраться до меня, и то благодаря чьей-то 
неосторожности. Один из моих друзей из СИС сказал мне, что эту утечку допустил 
старший офицер полиции, вышедший в отставку. Обоим нам он был известен как 
болтун. Объяснение казалось довольно правдоподобным, поскольку первыми новость 
узнали полицейские репортеры. В связи с поисками "третьего человека" "Дейли 
экспресс" упомянула об "офицере службы безопасности" из английского посольства 
в Вашингтоне, которому предложили уйти в отставку. Это было явной неточностью. 
Я никогда не был офицером службы безопасности, но догадка была довольно близкой,
 чтобы подготовить меня к возбуждению иска о клевете против первой газеты, 
которая упомянет мое имя. 

Вскоре появился первый посетитель с Флит-стрит. Он позвонил мне из Лондона и 
попросил интервью. Я предложил ему изложить свои вопросы в письменной форме. 
Через два часа он позвонил мне со станции, и я решил действовать с ним строго 
формально, Я заявил, что не скажу ничего, если он не даст мне письменную 
гарантию, что ни одно слово не будет напечатано без моего одобрения. Я объяснил,
 что большая часть моих сведений по делу Берджесса-Маклина исходит из 
официальных источников и что поэтому меня могут обвинить в нарушении закона о 
государственной тайне, если я буду обсуждать это дело. Позвонив своему 
редактору, корреспондент удалился с пустыми руками. Но после этого пресса 
перешла в наступление. 

Я должен объяснить, что переехал из Хартфордшира в Суссекс и жил в Кроуборо, на 
полпути между Акфилдом и Эриджем. По счастливому совпадению я оказался не 
единственной достопримечательностью в этом округе. В Акфилде в то время жила 
принцесса Маргарет, а в Эридже - Питер Таунсенд. Репортеры занимались 
принцессой утром, а Таунсендом - после обеда, или наоборот. В обоих случаях они 
нападали на меня во время ленча. Это было удачно с двух точек зрения. Во-первых,
 тот факт, что корреспонденты надоедали мне так же, как и моим великосветским 
соседям, изменил местное общественное мнение в мою пользу. Мой садовник, 
здоровый малый, предложил мне проткнуть вилами любого репортера, на которого я 
укажу. Во-вторых, регулярность визитов репортеров позволила мне избегать их, 
для чего я просто перевел часы на три часа вперед. Я вставал в пять часов, 
завтракал в шесть, устраивал ленч в половине десятого, а когда корреспонденты 
собирались у моего дома, гулял в Эшдаунском лесу. Когда в три часа я 
возвращался, они уже исчезали. Эта система подвела меня лишь однажды. Одна дама 
из "Санди пикториал" пробралась в дом в субботу поздно вечером и попросила меня 
срочно прокомментировать "очень опасную для меня статью", написанную одним 
"моим другом". Статья должна была появиться на следующее утро. Я отказался