согласия турок или даже без него на контролируемую англичанами территорию 
Египта. 

Спрятав документы в личном сейфе, я покинул Бродвей с твердым решением прежде 
всего рекомендовать шефу послать меня в Стамбул для продолжения разбора дела на 
месте. В тот вечер я работал допоздна. Ситуация требовала принятия экстренных и 
чрезвычайных мер. Эти меры были приняты: в Москву полетело срочное сообщение 
особой важности. На следующее утро я доложил шефу, что, хотя в картотеке есть 
данные на нескольких Волковых, ни один из них не идентичен Волкову из Стамбула. 
Я повторил также, что в потенции дело имеет громадное значение. Сославшись на 
неоперативность дипломатической почты, я несколько неуверенно предложил послать 
кого-нибудь из Лондона в Стамбул после соответствующего инструктажа и поручить 
разобраться в деле на месте. "Я как раз об этом думал", - ответил шеф. Но, 
пробудив во мне надежду, он тут же развеял ее. Он сказал, что накануне вечером 
встретил в клубе бригадира Дугласа Робертса, который был тогда начальником 
регионального филиала МИ-5 (по Ближнему Востоку) в Каире и в это время 
заканчивал дома свой отпуск. Он произвел на шефа хорошее впечатление, и тот 
решил просить сэра Дэвида Петри, начальника МИ-5, послать Робертса в Стамбул и 
поручить ему заняться делом Волкова. 

Я не мог найти каких-либо возражений против этого предложения. И хотя я не был 
очень высокого мнения о способностях Робертса, он обладал всеми необходимыми 
для такого дела качествами. Он был в высшем офицерском чине, и его бригадирский 
мундир, несомненно, произвел бы на Волкова впечатление. Он знал этот район и 
был связан с турецкими секретными службами, сотрудничество с которыми могло 
оказаться необходимым. Кроме того, он свободно говорил по-русски - бесспорный 
довод в его пользу, так как Волков не владел иностранными языками. В 
подавленном настроении я обсуждал с шефом другие аспекты дела, прежде всего 
вопрос о согласованности нашего плана действий с министерством иностранных дел. 
Когда я уходил, шеф обещал вызвать меня после полудня: он надеялся в течение 
утра встретиться с Петри и Робертсом. 

Во время обеденного перерыва я клял судьбу, которая накануне свела шефа с 
Робертсом. Казалось, я ничего уже не мог предпринять. Мучимый неизвестностью, я 
вынужден был предоставить событиям идти своим ходом: надеялся, что работа, 
проделанная мною накануне вечером, даст результаты раньше, чем Роберте сумеет 
приступить к делу. Но я получил еще один урок житейской философии. 

По возвращении в Бродвей я был вызван к шефу, который уже ждал меня. Он был 
расстроен и сразу же начал рассказывать, что произошло. С первых слов я понял: 
судьба, которую я проклинал, неожиданно повернулась ко мне лицом. Оказалось, 
что Робертс, будучи в общем бесстрашным человеком, питал непреодолимое 
отвращение к самолетам. Он решил отправиться пароходом из Ливерпуля в начале 
следующей недели, и никакие доводы шефа и Петри не смогли заставить его 
изменить свои планы. Итак, мы вернулись к тому, с чего начали утром. 

Вначале я надеялся построить беседу так, чтобы шеф сам предложил мне лететь в 
Стамбул, но эпизод с Робертсом побудил меня действовать решительнее. Я сказал, 
что в связи с отказом бригадира могу лишь предложить свою кандидатуру вместо 
него. Мне не потребуется много времени, чтобы проинструктировать своего 
заместителя по наиболее важным вопросам, и я смогу вылететь, как только будут 
завершены необходимые формальности. Шеф согласился. Мы вместе отправились в 
министерство иностранных дел, где я получил письмо к Ноксу Хелму, в котором ему 
предлагалось оказывать мне всяческую поддержку в осуществлении моей миссии. 

Я зашел еще к генералу Хиллу, начальнику нашего шифровального отделения. Он 
снабдил меня персональным единовременным кодом и поручил одной из девушек 
помочь мне освежить в памяти правила пользования им. Это вызвало небольшую 
задержку, но зато я смог еще раз обдумать план предстоящих действий в Стамбуле. 
Через три дня после поступления документов из Турции в Бродвей я занял место в 
самолете, вылетавшем в Стамбул через Каир. 

Мой сосед оказался неразговорчивым. Несколько других попутчиков ненадолго 
сумели отвлечь меня своей болтовней. Полет всегда наводит на размышления, а мне 
было о чем подумать. Мои мысли занимал один вопрос, который был мне непонятен 
тогда и остался непонятным по сей день, а именно: почему английское посольство 
в Турции, министерство иностранных дел, шеф и сэр Дэвид Петри отнеслись так 
странно к опасениям Волкова в отношении телеграфной связи? Почему они 
воздержались от отправки телеграмм лишь по делу Волкова, тогда как телеграфная 
переписка по всем другим вопросам, включая многие совершенно секретные, велась 
так же беззаботно, как и прежде? Если поверили предупреждению Волкова, то надо 
было сделать вывод, что вся телеграфная связь стала опасной. Если же ему не 
поверили, то надо было срочно послать шифротелеграммой указания нашей 
резидентуре в Стамбул о необходимых действиях по делу Волкова. Получалось, что 
предупреждение Волкова привело лишь к задержке на две-три недели решения по 
делу, в котором он сам был заинтересован. Ответ на этот вопрос скрывался, 
видимо, в психологии нелогичного мышления. Не будучи специалистом в области 
кодов и шифров, я решил, что не мое дело привлекать внимание к явной 
непоследовательности поведения СИС, тем более что предо мною стояли неотложные 
проблемы.