Глава VIII.

Дело Волкова.


Теперь я перейду к делу Волкова, которое намерен описать детально, поскольку 
оно представляет значительный интерес и едва не погубило меня. Дело возникло в 
августе и было закончено в сентябре 1945 года. Для меня это было незабываемое 
лето. Я впервые увидел Рим, Афины и Стамбул. Но мои восторженные впечатления от 
Стамбула постоянно отравляла мысль о том, что, возможно, для меня это лето 
последнее, которому мне суждено радоваться. Ибо из-за дела Волкова, приведшего 
меня на берега Босфора, я был на волосок от гибели. 

В одно августовское утро не успел я усесться за письменный стол, как меня 
вызвал шеф. Протянув мне подборку документов, он попросил просмотреть их. 
Сверху было короткое письмо в министерство иностранных дел от Нокса Хелма, 
бывшего тогда советником английского посольства в Турции. В письме обращалось 
внимание на приложение и испрашивались инструкции. В приложении было несколько 
служебных записок, которыми обменялись английское посольство и генеральное 
консульство в Турции. Из их содержания вырисовывалась следующая картина. 

Некий Константин Волков, вице-консул советского генерального консульства в 
Стамбуле, обратился к вице-консулу английского генерального консульства Пейджу 
с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище в Англии. 

В поддержку своей просьбы Волков пообещал сообщить информацию об одном 
управлении НКВД, в котором он якобы служил раньше. Он заявил также, что имеет 
сведения о советских разведчиках, действующих за границей, и, в частности, 
знает имена трех из них, которые находятся в Англии. Двое работают в 
министерстве иностранных дел, а третий является начальником 
контрразведывательной службы в Лондоне. Выложив таким образом свои 
"товары"-козыри, Волков с чрезвычайной настойчивостью поставил условие, чтобы 
сообщение о его просьбе не передавалось в Лондон телеграммой, так как русские 
раскрыли ряд английских шифров. Другие документы были мало интересными и 
содержали лишь неглубокие и даже легкомысленные комментарии тех или иных 
сотрудников посольства. Впоследствии оказалось очень важным, что посольство 
учло предостережение Волкова и направило материалы медленной, но безопасной 
дипломатической почтой. В результате прошло больше недели после обращения 
Волкова к Пейджу, прежде чем документы могли быть проанализированы каким-то 
компетентным лицом для определения степени их важности. 

Этим "компетентным лицом" был я, и, надеюсь, читатель не упрекнет меня в 
хвастовстве, если я скажу, что действительно был достаточно компетентен, чтобы 
оценить важность этих документов. Два советских разведчика в министерстве 
иностранных дел, третий - во главе контрразведывательной службы в Лондоне! Я 
долго, пожалуй дольше, чем требовалось, смотрел на материалы, чтобы собраться с 
мыслями. Я отверг мысль о том, чтобы представить обращение Волкова как 
провокацию и посоветовать действовать осторожно. Это помогло бы очень ненадолго 
и могло скомпрометировать меня в дальнейшем. Единственный выход был в 
решительных действиях. Я заявил шефу, что дело может оказаться чрезвычайно 
важным и мне потребуется некоторое время, чтобы провести необходимую проверку и,
 если будут получены дополнительные сведения, дать соответствующие рекомендации 
к действию. Шеф согласился, приказав мне на следующее утро изложить свое мнение,
 а пока хранить документы у себя. 

Вернувшись в кабинет, я сказал секретарю, чтобы меня не беспокоили, если только 
не вызовет сам шеф. Мне необходимо было остаться одному. Просьба о 
дополнительном времени для того, чтобы "провести проверку", была уловкой. Я был 
уверен, что прежде в СИС ничего не слышали о Волкове, а он, по-видимому набивая 
себе цену, выложил свои "товары" так осторожно и путано, что они не давали 
никаких зацепок для проведения немедленного расследования. С самого начала я 
решил, что жизненно важным является фактор времени. Благодаря вето Волкова на 
телеграфную связь прошло десять дней, прежде чем материалы попали ко мне. Лично 
я полагал, что его опасения преувеличены. Английские шифры базировались на 
системе таблиц одноразового пользования и считались вполне безопасными при 
умелом обращении с ними, А дисциплина в шифровальном деле была очень строгой. 
Тем не менее, поскольку Волков настаивал, я не имел возражений против отказа от 
быстрой телеграфной связи. 

Вскоре мои мысли пошли по другому руслу. Дело было настолько деликатным, что по 
настоянию шефа я должен был лично заняться им. Но решения, принятые в Лондоне, 
должны были осуществлять наши люди в Стамбуле. Я не мог руководить их 
действиями изо дня в день посредством медленной дипломатической почты. Дело 
вышло бы из-под моего контроля, что могло бы привести к непредвиденным 
последствиям. Я все больше убеждался в том, что сам должен быть в Стамбуле и 
проводить тот курс действий, который предложу шефу. План этих действий сам по 
себе не требовал особых размышлений. Я встречусь с Волковым, укрою его с женой 
в одном из безопасных мест в Стамбуле, а затем переброшу их с молчаливого