|
фактически разделилась на два отдела. Один - под руководством капитана 3 ранга
Трейвиса - занимался корреспонденцией разведывательных служб; другой - под
руководством капитана 3 ранга Деннистона - имел дело с дипломатическими
документами. Поскольку материалы Даллеса являлись документами министерства
иностранных дел Германии, мне следовало обратиться к Деннистону. Я отобрал ряд
телеграмм немецкого военного атташе в Токио, переданных в адрес германского
генерального штаба шифром по радио. В них содержались подробные сведения о
боевом составе японских вооруженных сил и оценка намерений Японии на будущее.
Всех телеграмм было около десяти. Ясно, что в случае их подлинности они
представляли собой документы чрезвычайной важности.
Через два дня Деннистон позвонил мне по телефону. В его голосе сквозило
волнение. Деннистон сообщил, что три телеграммы точно совпадают с
перехваченными и уже расшифрованными, а остальные оказались крайне ценными для
расшифровки немецкого дипломатического кода. Деннистон спрашивал, не могу ли я
дать еще несколько таких документов. Я, конечно, мог и начал поставлять
материалы Деннистону по мере того, как он успевал их обрабатывать. Когда
примерно треть документов была изучена и ложных среди них не оказалось ни
одного, я обязан был распространить эти материалы. Соответственно я передал их
в наши секции, поддерживавшие связь с военными министерствами и министерством
иностранных дел, сознательно принижая значение документов, так как не хотел,
чтобы Дэнси преждевременно узнал, что происходит что-то неладное.
Военные министерства отреагировали немедленно. Представители армии,
военно-воздушных и военно-морских сил - все умоляли прислать побольше такой
информации. Министерство иностранных дел ответило более сдержанно. Я попросил
соответствующие секции получить от министерств отзывы на эти материалы в
письменном виде, а Деннистона попросил написать докладную, подтверждающую
подлинность документов на основе криптографического анализа. Я готовился к
неизбежному столкновению с Дэнси. Нужно было начать действовать прежде, чем
Дэнси услышит об этом деле из других источников. Я хотел сначала послать ему
все документы по делу, чтобы подготовить его к удару, но потом отверг эту мысль,
зная, что Дэнси не станет их читать. Тогда с некоторым трепетом я спросил его,
когда он сможет меня принять.
Визит продолжался полчаса и был очень неприятным. Как и следовало ожидать,
Дэнси пришел в ярость. Но его быстро отрезвило то обстоятельство, что я изучил
материалы, а он - нет. Докладная Деннистона также несколько охладила Дэнси.
Ярость его, однако, вспыхнула снова, когда он прочитал хвалебные комментарии
министерств. С большим трудом взяв себя в руки, Дэнси прочитал мне нотацию.
Даже если документы подлинные, то что из этого? Я поощряю УСС в его стремлении
переступать все границы в Швейцарии и вносить путаницу в дела разведки. Одному
богу известно, какой вред оно может причинить. Такими вопросами должны
заниматься лишь опытные работники, умеющие обходить ловушки. Если так поощрять
УСС, оно может в считанные дни взорвать всю сеть Дэнси.
Когда Дэнси выдохся, излив свою тираду, я с почтительным изумлением спросил,
какое, собственно, отношение это имеет к делу УСС. Ведь я распространял эти
документы не как материалы УСС. Даже наши собственные секции, рассылающие
разведывательную информацию, не говоря уже о министерствах, не знают, что УСС
имеет к этому отношение. Они считают материалы нашими, они нас просят присылать
их. По всей видимости, и похвалы достанутся тоже нам. Когда я в нерешительности
замолчал, Дэнси в упор посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом.
"Продолжайте, - проговорил он наконец. - Вы не такой дурак, как я думал".
Когда вернулся Каугилл, я принес ему папку и рассказал обо всем, что сделал.
Сразу же последовал тревожный вопрос, как отнесся к этому Дэнси. Я объяснил,
что консультировался с Дэнси и что он одобрил мои действия. Облегченно вздохнув,
Каугилл вернул мне папку и попросил продолжать работу. К моему удивлению, Дело
на этом не кончилось. Наш немецкий друг оказался бесстрашным человеком и еще
несколько раз наведывался в Берн со своим бесценным чемоданом.
Тем временем благодаря нашей всевозрастающей осведомленности работа моей
подсекции, занимавшейся борьбой со шпионажем немцев на Пиренейском полуострове,
в Северной Африке и Италии, шла успешно. Немецких агентов вылавливали с
монотонной регулярностью, и, насколько мне известно, ни одна важная птица не
ускользнула из нашей сети. Помимо всего прочего, в наших руках находился
главный ключ к намерениям немцев: мы регулярно читали их радиограммы. Хотя
испанское правительство и предоставляло немецким службам широкие возможности, а
Салазар оказывал им дружеское гостеприимство, очень немногие испанцы и
португальцы изъявляли готовность ставить себя под удар во имя фашизма. Если же
кто и соглашался выполнить задание немцев, то лишь для того, чтобы выбраться из
Европы или попасть в Англию.
В качестве яркого примера можно назвать дело Эрнесто Симоеса. Из немецких
радиограмм мы узнали, что абвер завербовал Симоеса в Лиссабоне для работы в
Англии. В одежде он спрятал инструкции, заделанные в микрофототочки. Переписку
с ним предполагалось вести по почте. После консультация с МИ-5 было решено
позволить Симоесу некоторое время действовать в Англии свободно, надеясь, что
он может навести нас на других немецких агентов. Ему не чинили никаких
|
|