самом деле никто не обратил на нас ни малейшего внимания, и волноваться нам 
было не о чем. Корабли, которые мы приняли за торпедные катера, оказались всего 
лишь десантными катерами. 

Я вспомнил о нашем пленнике, который, без сомнения, чувствовал себя сейчас 
весьма скверно. 

Он жил в захламленной каморке радиста и проводил свои дни во сне, причем спать 
ему приходилось под столом. Я решил, что немного свежего воздуха и 
пиротехнических забав смогут его развеселить, тем более что он не питал любви 
ни к Германии, ни к немцам. Я пригласил его выйти подышать свежим воздухом. Но 
его депрессия оказалась слишком глубокой, и развеять ее оказалось непросто. 
Выяснилось, что основной его проблемой в данное время оказались желудочные 
проблемы. Конечно, языковой барьер мешал ему объясниться, но, как оказалось, 
все можно выразить знаками. Его депрессия продолжалась. Нашему пленнику 
предстояло ждать квалифицированной медицинской помощи, которая могла быть 
оказана только на базе; а тем временем он продолжал спать под столом. 

Когда мы вернулись, итальянского капитана отправили в штаб на допрос, а через 
пару дней я встретил работавшего там офицера и поинтересовался настроением 
своего приятеля. Тот сказал, что поначалу от пленного не могли добиться никакой 
информации, он только просил слабительного. 

Когда, наконец, проблема была решена, он вновь явился на допрос; по заведенному 
правилу его спросили, как с ним обращались. 

Он ответил: 

- Командир был ко мне очень добр; относился как джентльмен к джентльмену. 

В следующую пару дней развлечение нам доставили германские десантные катера. 
Самые большие из них назывались "паромами Зибель" и были хорошо вооружены. 
Некоторые имели 88-миллиметровые орудия, а кроме этого, все несли 
автоматические малокалиберные скорострельные орудия - смертельное оружие, даже 
несмотря на то, что в калибре оно уступало нашим 3-дюймовым (75-миллиметровым) 
орудиям. К тому же эти орудия были на четверть века моложе наших. Десантные 
баржи отличались небольшой высотой и малой осадкой, потому заметить их, а тем 
более поразить, было трудно. Мы с ними имели достаточно оживленный 
артиллерийский диалог. Их автоматические орудия, предназначенные для защиты от 
авиационных налетов, использовали определенного типа взрыватель, который 
срабатывал на расстоянии примерно 2500-3000 ярдов. Приходилось держаться от них 
подальше. Между нами и ними пролегала полоса сверкающих шаров - от разрывов 
снарядов закипала вода. 

Мы не слишком успешно воевали с катерами; вместе они представляли собой целую 
батарею наших 3-дюймовых орудий, тогда как мы с трудом могли в них попасть. 
Кроме того, у нас не хватало боеприпасов, хотя в обычных условиях в подобном 
походе каждый уголок на подлодке оказывался заполненным боеприпасами. Но мы 
вышли в это патрулирование, чтобы атаковать итальянский флот; лишние снаряды 
представляют собой опасность, если вас постоянно бросает из стороны в сторону 
от ударов глубинных бомб. Поэтому, кроме стандартного артиллерийского боезапаса,
 мы взяли совсем мало дополнительного вооружения. А стандартный запас, хотя и 
соответствовал нормам, в боевом отношении никуда не годился. Все-таки мы 
подстрелили парочку кораблей, но с их артиллерией и постоянно появлявшимися в 
самый неподходящий момент самолетами ничего большего нам сделать не удалось. 
Как правило, катера невозможно было потопить торпедами из-за слишком малой 
осадки, но тем не менее на следующее утро после иллюминации на танкере, в 
Рас-Али мы все-таки неплохо в них постреляли. А танкер пошел ко дну. Его корпус 
оставался выше поверхности воды, и весь следующий день из него поднимались 
небольшие огненные языки. А кроме того, море оказалось усеяно бочками по 
пятьдесят галлонов каждая, тем более опасными, что их едва удавалось увидеть в 
перископ. 

На мелководье, где дно усыпано серебристым песком, субмарины, как правило, 
прекрасно видны с самолетов. Но в этот раз вода покрылась рябью, и нам удалось 
пройти 4500 ярдов, прежде чем стало совсем мелко. Пирс Рас-Али оказался забит 
десантными катерами и баржами; мы выпустили торпеду, почти по поверхности моря, 
так, чтобы она могла преодолеть отмели. Она попала точно в пирс, и раздался 
необычайной силы взрыв. Очевидно, у пирса стояли суда с боеприпасами. Когда дым 
рассеялся, стали видны маленькие темные фигурки, быстро взбиравшиеся вверх по 
песчаным дюнам. Недалеко от пирса стоял танк, но, когда дым осел, его уже не 
было. Таким образом, "Сафари" вполне может претендовать на то, чтобы считаться 
единственной субмариной, которой удалось торпедой уничтожить на берегу танк. 

Мы шли вдоль берега, выискивая жертву. Казалось забавным наблюдать в перископ 
за вражеской армией, но бесило отсутствие возможности что-либо предпринять. 
Стрелять по берегу из нашей маленькой пушечки стало бы пустой тратой 
боеприпасов. Эль-Агейла не принесла ничего, но в тот же вечер мы обнаружили 
большую трехмачтовую шхуну, спрятавшуюся в Эль-Брега. Вход туда оказался узким 
и утыканным рифами, с отвратительной отмелью, а если какие-то вехи и