- это боевая рубка вражеской подлодки. 

- Готовиться к погружению! - пропел я. 

Лодка направлялась домой, возможно предвкушая все те радости, которые сулит 
берег, и - вполне естественно при виде дома - потеряла бдительность. Она 
поднялась на поверхность прежде, чем по-настоящему стемнело, и так на полной 
скорости шла к порту. Расстояние казалось слишком большим, а позиция не самой 
благоприятной для атаки, однако мы развернулись на полной скорости почти на 180 
градусов в положение залпа, так что хвост нашей лодки затрещал, в то время как 
торпедисты в спешке готовили торпедный аппарат к выстрелу. 

У нас на борту было шесть торпедных аппаратов, и я решил дать залп из всех 
шести, чтобы закрыть большую площадь и повысить шансы на успех. В сгущающихся 
сумерках видимость была очень слабой, и точно определить курс и скорость 
противника казалось невозможным. Два из наших торпедных аппаратов имели торпеды 
нового образца, остальные же четыре заряжались бывшими бесконтактными торпедами,
 теперь уже переделанными исключительно в контактные и, как все переделанное, 
не слишком эффективными. Старые контактные торпеды уже не выпускались. Но 
иногда отдельные экземпляры еще можно было найти в складских залежах, и я 
всегда использовал любую возможность, чтобы их получить. 

Наводка закончилась, и мы начали выпускать торпеды с интервалом в несколько 
секунд, чтобы увеличить площадь обстрела и скорректировать возможную ошибку в 
оценке угла попадания. Прежде чем мы успели выпустить шестую торпеду, прямо по 
курсу раздался оглушительный взрыв, субмарина вздрогнула и затрещала. 

Торпедозамещающая балластная цистерна не заполнилась после выхода торпед 
полного залпа, и мы выскочили на поверхность. Многие в команде решили, что нам 
удалось совершить прямое попадание, и по субмарине прокатилась волна ликования, 
но я знал, что цель находится примерно в 2500 ярдах от нас. Это также не могла 
быть глубинная бомба, поскольку поблизости не видно было ни самолетов, ни 
патрульных кораблей. Дело, конечно, заключалось в том, что торпеда разорвалась 
преждевременно - непосредственно перед установкой и слишком близко, чтобы 
событие это могло оказаться приятным. 

В своем отчете о патрулировании я написал, что было невозможно, даже для 
итальянцев, не заметить одно или оба эти происшествия - преждевременный взрыв 
торпеды и всплытие субмарины на поверхность, - и во второй раз за время военных 
действий я увидел, как цель повернула обратно. На самом же деле та заслуга, 
которую я приписал итальянским сигнальщикам подводной лодки, выполнявшим нудную 
работу, абсолютно чуждую по духу латинской крови, им вовсе не принадлежала. На 
будущий год именно эта лодка, "Бронцо", попала в плен у берегов Сицилии, а 
вместе с ней оказались и все ее бумаги. Раньше до меня уже доходили слухи, что 
итальянцы заявляли, будто в тот раз потопили нас, как уже неоднократно это 
делали и они, и немцы. Но по отчету командира "Бронцо" дело обстояло следующим 
образом. Подходя к Кальяри с юга, он услышал взрыв торпеды, явно произошедший в 
конечной стадии ее траектории. На самом же деле она взорвалась, едва начав свой 
путь. 

Быстро оценив ситуацию, он повернулся к атакующей субмарине. В действительности,
 конечно, он отвернулся от нас, но если бы взрыв оказался произведенным 
торпедой в конце траектории, то поворачивал бы к лодке; в любом случае он так и 
не увидел, как мы выскочили на поверхность. Почти сразу после этого он якобы 
столкнулся с субмариной, что вызвало бурное волнение воды и множество пузырей. 
Он заявлял, что таким образом потопил вражескую подлодку. Отчет сообщал, что 
осмотр в доках показал наличие значительных повреждений корпуса "Бронцо", одно 
повреждение ниже орудия и одно возле машинного отсека. Это было признано 
достаточным доказательством его правоты, и капитана должным образом наградили. 
Справедливости ради необходимо заметить, что обе воюющие стороны награждали 
офицерский состав за уничтожение субмарин, которые на самом деле не получили 
никаких повреждений. На самом деле весь шум, волны и пузыри, о которых он 
говорит, происходили от ударов двух наших торпед; вес почти в две тонны на 
скорости 45 узлов производит совсем не маленький удар даже при отсутствии 
взрыва. В данном случае обе боеголовки как раз не взорвались. 

Во время этого похода я имел дело с тремя подлодками; удивительно, как часто мы 
встречались: это заставляло всегда держать ухо востро. Чтобы гарантировать себе 
преимущество, а следовательно, и жизнь, желательно было первым увидеть 
соперника. Наши субмарины потопили немало вражеских подлодок, но, как я уже 
говорил, судьба распорядилась таким образом, что мне ни разу не удалось выйти 
победителем в подобных состязаниях. Хотя три моих торпеды непосредственно 
достигли цели, ни одна не взорвалась и не нанесла сколько-нибудь серьезного 
повреждения. Больше мне не довелось атаковать субмарины. В следующий раз 
итальянцы увидели нас первыми и выстрелили, но промахнулись, так что, возможно, 
заклятие действовало в обоих направлениях. 

Именно после этого патрулирования, которое оказалось еще более зацикленным на 
субмаринах, чем обычно, я должен был сопровождать конвой через Гибралтар в 
подводном положении. На самом деле нужно было всплыть на расстоянии примерно 50