Достигнув Вэйхая, судно остановилось. Я не совсем понял, что произошло, но 
вскоре к нашему борту причалила небольшая джонка, с которой кто-то громко 
кричал. Наше судно быстро разгрузили. Очевидно, впереди нас поджидали 
таможенники. Оказалось, что я, сам того не ведая, управлял контрабандным судном,
 поэтому я решил сделать вид, что ничего не заметил, потому что это была 
китайская, а не наша таможня. 

Когда мы подходили к пристани, буксир сильно раскачивало. Наконец мы 
пришвартовались к пристани Вэйхая, я сошел на берег, и мне стало не по себе: 
идти по неподвижной поверхности оказалось очень трудно, ноги, привыкшие 
постоянно нащупывать уходящую палубу, плохо слушались, меня сильно шатало на 
ходу. 

Вскоре в полном порядке вернулась "Мидуэй", ее подводные лодки и остальная 
часть флота. Гавань представляла собой небольшой защищенный канал между 
полуостровом Вэйхай и материком; из-за постоянного волнения на море субмарины, 
пришвартованные к плавучей базе, сталкивались, поэтому большую часть времени 
они стояли отдельно на якоре, имея на борту младших офицеров и треть команды. 
Несмотря на недостатки, жить на них было достаточно удобно. К тому же за 
проживание на лодке платили дополнительные деньги, что было очень кстати. 
Вскоре меня назначили на лодку "Песьюс", на которой я прослужил в течение 
приблизительно двадцати следующих месяцев. 

Вэйхай был восхитительным местом. На берегу было много полей для игры в гольф, 
и нигде больше нельзя было встретить таких веселых кедди, как там. Эти мальчики 
часто заключали между собой пари на игру или на точность удара, поэтому очень 
часто можно было слышать, как после удара поле наполнялось криком "Тинг хо!" 
или "Бо хо!". Почти все играли в гольф. Существовали и теннисные корты, но в 
теннис частенько играли прямо на палубах судов. На материке мы выезжали 
охотиться на уток. 

На острове имелось несколько бунгало, которые арендовали высокопоставленные 
офицеры, но большинство женатых моряков жили в гостиницах. Длинная терраса, 
разделенная на секции циновкой, служила жилым помещением. Каждая семья занимала 
такую секцию, позади которой располагалась спальная комната, а за ней - ванная 
и туалет. Ваннами служили или большие глиняные сосуды, в которых раньше, скорее 
всего, хранили чай, или бетонные бочонки. Водопроводной системой служил кули, 
несший на плечах две 4-галлонные керосиновые канистры; воду из этих канистр 
могли использовать для принятия ванны или для туалета, согласно вашей 
надобности. 

Имелся также и клуб для холостяков и одиноких мужей, которые ежедневно ходили 
туда одни, за исключением пятниц. В клубе, как, впрочем, и на всем побережье 
Китая, был очень популярен кегельбан. Пятницы завсегдатаи клуба называли 
"черными", поскольку в клуб допускались женщины легкого поведения и были танцы. 
Живя взаймы, здешние завсегдатаи постоянно нервничали. Женщины, не столь 
привычные к общинному существованию, как мужчины, почти не общались между собой,
 и поэтому эта ситуация очень напоминала рассказы Киплинга. Большинство 
китайских мальчиков, прислуживавших в клубе, были выходцами из Северного Китая, 
особенно из Вэйхая. Когда мы отправлялись на север, они покидали нас и уходили 
к своим семьям. Экономика семейств Китая зависела от работы их детей. Бытовала 
история о том, как один мальчик потребовал от капитана в Вэйхае отпуск, потому 
что его жена забеременела. 

- Я не понимаю, А Чоу, - удивился капитан. - Все прошлое лето мы были в 
Гонконге, и ты не ездил к своей семье. 

А Чоу озадачил этот вопрос, но через несколько секунд он ответил: 

- Мой брат очень хороший человек и обо всем позаботился за меня. 

* * * 

На следующий год летом мы пришли в Гонконг на ремонт. Офицерский состав имел 
специальную униформу для этого времени года: белый мундир и брюки, тропический 
шлем от солнца и красно-желтый китайский бумажный зонтик. 

Дождь шел на протяжении многих дней, а то и недель, ночная жара была такой же, 
как и днем. Субмарина, стоящая в сухом доке, была похожа на духовку, и с нас 
рекой лился пот. В настоящее время к очень жаркой погоде относятся серьезно, но 
в тридцатые годы она принималось как нечто само собой разумеющееся. Моряки 
обычно работали раздетыми до пояса, отчего их спины покрывались корками от 
постоянных расчесов, то же самое было и у офицеров под рубахами. Я считаю, что 
ничего хуже, чем китель, в жаркую погоду придумать было нельзя, даже несмотря 
на то, что он был сшит из белого тика. Воротник накрепко стягивал шею, не давая 
воздуху поступать к телу. Рубашка с открытым воротом в неофициальной обстановке 
заменила китель, была намного более удобна. 

Когда мой командир заболел, я по неопытности и незнанию поменял меню питания. 
Несмотря на жаркую погоду, моряки всегда питались горячей пищей, их примерное