ожидали в большой накуренной камере своей очереди, сначала нас быстро 
обыскивали, затем мы получали цветной фартук с номером. Цвет фартука и номер 
соответствовали кабине. Когда все заключенные усаживались в своих кабинах, 
разрешалось войти посетителям. Их проверяли с собаками, но обыскивать их 
тюремные служащие не имели права. Жены и девушки обманывали собак, завертывая 
наркотики в клейкую пленку и пряча пакетики под одеждой. Пакетики передавали в 
начале или перед окончанием свидания, когда разрешалось поцеловать друг друга. 
Нас всех тщательно обыскивали, особенно тех, кто подозрительно целовался, у 
таких осматривали даже рот. Контрабандисты поэтому вынуждены были проглатывать 
свои пакетики, рискуя умереть, если пакетики лопнут. Позже они возвращали эти 
пакетики, как говорил Ронни, "из того или другого отверстия".

К концу срока заключенные встречаются с инспекторами, наблюдающими за 
поведением, чтобы обсудить условия освобождения. Инспектор вызвал меня 29 марта 
в помещение для встреч с юристами, где я увидел молодую женщину-инспектора, 
ожидавшую меня.

– В вашем деле есть что-то странное, – сказала она хмурясь. – Обычно мы 
встречаемся первый раз с заключенными за три месяца до их выхода на свободу, но 
о вас нам сообщили в министерстве внутренних дел всего два дня назад, и 
начальник тюрьмы хочет переговорить со мной о вас после нашей беседы.

Я подозревал, что здесь не обошлось без надоедливого вмешательства МИ-6, но 
ничего не сказал. Инспектор объяснила, что я буду под наблюдением в течение 
трех месяцев после освобождения, и в этот период меня снова могут отправить в 
тюрьму за нарушение условий освобождения.

За несколько дней до выхода из тюрьмы я был вызван мистером Ричардсоном для еще 
одного свидания с инспектором по надзору. По дороге в зал свиданий я думал, что 
снова увижу молодую женщину-офицера. Но на этот раз инспектор оказался мужчиной,
 который не улыбался и не протянул мне руку для приветствия.

– Томлинсон, вот ваши условия выхода на свободу. – Он протянул мне два листа. – 
Вам не разрешается покидать страну после выхода из тюрьмы и вам надо будет 
сдать оба ваши паспорта – британский и новозеландский – в отдел городской 
полиции. Вам не будет разрешено беседовать с какими-либо представителями 
средств массовой информации. Если вы нарушите эти условия, вас немедленно снова 
отправят в тюрьму. Вы понимаете?

Я кивнул, хотя мне трудно было поверить в то, что они смогли поставить меня в 
такие сталинские условия.

– И, наконец, вам не разрешается пользоваться Интернетом и электронной почтой.

– Неужели вы говорите серьезно? – рассмеялся я. – Может быть, вы еще скажете, 
что нельзя говорить по телефону и читать газеты?

Инспектор серьезно посмотрел на меня и ничего не ответил.

Добсон много раз повторял, что несколько последних дней перед освобождением 
покажутся мне самыми длинными в моей жизни, но на самом деле они мало 
отличались от других. Даже когда оставшиеся дни можно было сосчитать по пальцам,
 меня не покидало чувство гнева, вызванное моим заключением в тюрьму. То, как 
МИ-6 уволила меня, превысив свои полномочия, и лишила меня права разоблачить 
злоупотребления, потому что суды якобы были "ненадежны", а затем лицемерно и 
многословно использовала те же суды для моего осуждения, – все это еще страшно 
терзало меня. Я не мог смириться со своей судьбой, даже один день тюрьмы был 
для меня невыносим. Шесть месяцев вынужденного перерыва привели к тому, что моя 
решимость напечатать эту книгу окрепла еще больше.




Глава 14. В пути





Доброе утро, Томлинсон. Вас выпускают досрочно. – С этими словами мистер 
Ричардс в семь утра бодро распахнул дверь моей камеры. Он, конечно, не первый 
раз открывал двери тюрьмы, выпуская заключенных, но все еще получал от этого 
удовольствие. Прошлым вечером я раздал всю имевшуюся у меня еду, журналы и 
книги, оставив только несколько вещей, которые собирался спрятать в трюме 
лайнера. Мистер Ричардс дал мне время попрощаться с Добсоном и Луковкой.

– Удачи тебе с твоей книгой, и скажи им, что я невинный человек, – крикнул из 
своего угла Луковка.

– Надеюсь, я тебя здесь больше не увижу, – сказал мистер Ричардс, передавая