матерью в доме в графстве Эссекс и собирал оружие. Однажды он перепил пива и 
заснул как мертвый на кровати. Мамаша-наркоманка обнаружила его, подумала, что 
он умер, и вызвала "скорую помощь". "Скорая" определила, что ее сын просто пьян,
 но, найдя ружье под его кроватью, вызвала полицию, которая и арестовала 
Паркера. Его приговорили к двум годам тюрьмы за Незаконное хранение оружия. Он 
был известен тем, что почти целыми днями лежал на кровати, курил, ел пирожные и 
редко выходил на прогулки во двор. В его камере стоял неприятный запах, пол, 
очевидно, не подметался неделями и даже навозные мухи улетели из туалета. В ту 
ночь, лежа в кровати и прислушиваясь к реву бури за стенами тюрьмы, я молился, 
чтобы мой будущий сокамерник-"шизик" был хотя бы чистым.

Помимо приобретения сокамерника, категория В разрешила мне работать, что давало 
возможность бывать больше времени вне камеры. Работа повышала также мое дневное 
тюремное довольствие с 1,26 фунта до 1,76 фунта. В результате я мог купить 
дополнительно фрукты, продукты и туалетные принадлежности в тюремной лавочке. К 
моему удивлению, меня приписали к компьютерному классу, несмотря на характер 
моего правонарушения. Майк, терпеливый и добрый инструктор, быстро понял, что я 
уже умею работать с персональным компьютером, и разрешил мне делать все, что я 
хочу, а не выполнять учебный курс. После того как я вернулся с занятий в 
компьютерном классе, задвижка на дверном окошке хлопнула и узкие глаза мистера 
Ричардса обежали всю камеру. Затем послышался звон тяжелых замков в двери.

– Томлинсон, вот твой новый сокамерник, – объявил он с дьявольской усмешкой, 
распахнув дверь. Я отложил карманную компьютерную игру в шахматы и встал, чтобы 
поздороваться с моим новым компаньоном. Вонь известила о появлении Стонли, 
прежде чем я его увидел. Как только Стонли ступил в камеру, мистер Ричардс 
инстинктивно отшатнулся назад к свежему воздуху, захлопнув дверь.

Стонли прошел к свободной кровати, положил на нее свои вещи, а пластиковую 
кружку и столовый прибор в тумбу и начал сердито ходить по кругу, схватив себя 
за бороду. Он, казалось, не замечал моего присутствия. Я наблюдал за ним 
несколько минут в молчании, пока мне не стало ясно, что он так и будет ходить 
без перерыва.

– Эй, Стонли, – сказал я вежливо, – ты не мог бы сделать перерыв?

Стонли остановился, удивленно посмотрел на меня, как будто я был говорящим 
цветочным горшком.

– Сядь, посиди, – предложил я. Стонли выполнил мою просьбу, присел на край 
кровати и, держась за бороду, сердито уставился в окно.

– Я. – Ричард, а как тебя зовут? Стонли даже не посмотрел в мою сторону, но 
после небольшой паузы бросил:

– Стонли.

– Нет, я спрашиваю твое первое имя. Стонли отвернулся от окна, бросил на меня 
сердитый взгляд и ответил:

– Не знаю.

Я повторил вопрос, но ответ был тот же, только более сердитый. Он сидел не 
двигаясь на краю кровати, но вонь все равно доходила до меня. Дверное окошко 
хлопнуло, и хитрые глаза Луковки, недавно назначенного уборщиком в отсеке, 
показались в окне:

– Все в порядке, Рич? – засмеялся он, гримасничая, как Стонли. Я погрозил ему 
пальцем, он, хихикая, захлопнул окошко. Сумею ли я сохранить здравый ум, 
всецело зависело от того, найду ли я способ отделаться от своего соседа Стонли, 
хотя мои возможности были очень ограниченными. Они не снимут меня с крючка так 
легко, потому что никто не мог бы находиться в одной камере с таким соседом. 
Охранники точно угадали, что не в моем характере было затевать драку, то есть 
выбрать тактику, к которой прибегли бы другие заключенные.

Во время вечернего часа общения я попробовал прямо попросить мистера Ричардса.

– Стонли должен находиться в больнице, а не в тюрьме. Вы меня превратите в 
психа, если я с ним останусь, – сказал я. Мистер Ричардс рассмеялся:

– Ты никуда не денешься, Томлинсон. Приказ врача. Стонли должен находиться в 
двухместной камере, чтобы научиться общаться с другими зэками.

– Ну, если так, пожалуйста, скажите, чтобы он выстирал свою одежду и вымылся в 
душе.

Мистер Ричардс приказал Стонли принять душ и сдать свое грязное белье в стирку 
несчастному турку-прачке.

Вернувшись обратно после часа общения, я обнаружил, что Стонли неаккуратно