На Рождество охрана тюрьмы предприняла попытку поднять настроение у заключенных 
нашего отсека, на стол Ричардса поставили маленькое дерево и украсили его. 
Разрешили лишних полчаса полежать и дали горячий завтрак, а затем мы могли 
целый день общаться. Нас ненадолго заперли лишь во время обеда, на который нам 
дали куриную ножку, жареный картофель, брюссельскую капусту, рождественский 
пудинг и настоящий деликатес в виде мороженого. А на следующий день нам 
организовали соревнование в пул, которое, конечно, выиграл Добсон, а затем 
молодая женщина-охранник, которую мы раньше не видели, устроила игру в бинго с 
главным призом в виде телефонной карты на 5 фунтов, которую не без некоторого 
мошенничества выиграл Луковка.

– Мы должны отдать им должное, – пробормотал Добсон, когда Луковка подскочил к 
хорошенькой охраннице за призом и поцеловал ее в щеку. – Они отказались от 
своего выходного на Рождество, которое могли провести дома, ради нас, ублюдков.

Добсон был прав – охранники Белмарша отлично работали, и не только в Рождество. 
Отношения между ними и заключенными были довольно сердечными, в них было мало 
от конфронтационного стиля управления – "мы и они", характерного для других 
тюрем. Охранникам было отнюдь не легко проводить целые дни в тесноте с 
возбужденной разнородной массой подавленных, психически неуравновешенных и 
буйных преступников. Они часто слышали ругань в свой адрес, на них даже 
нагадали обозленные заключенные, и они постоянно рисковали быть взятыми в 
заложники или даже убитыми. Опасности, которые их повседневно подстерегали, 
были намного большими, чем те, которым подвергался разведчик-болтун Редд. И 
после такого наполненного стрессами дня охранники шли домой и пытались жить на 
свое скромное жалованье в самом дорогом в мире городе.

– Ты ушам своим не поверишь, Рич, – возбужденно проговорил Добсон в канун 
Нового года. – У нас будет настоящая вечеринка!

Несколько зэков раздобыли баранью ногу, и даже прошел слух, что будет немного 
выпивки. Обычно в этот день заключенные били тяжелыми предметами по трубам 
отопления, дверям камер и решеткам на окнах. Я подумал, что это бессмысленно.

– Ты не соблазнишь меня, чтобы я присоединился к этой глупой затее, – ответил я.
 – Я укроюсь одеялом и буду лежать на кровати. – Я утешал себя мыслью, что хоть 
раз проснусь на следующее утро после Нового года без головной боли с похмелья.

– Ну ты, мудрец, – пошутил Добсон, – ты будешь ступать вместе с нами.

Первые отдельные удары и крики начались около 23. 30, набирая силу, и поэтому 
стало невозможно сосредоточиться на чтении. Я только выключил свет, как кто-то 
ударил по трубе мусорным ведром, и я вскочил. Скоро еще кто-то начал стучать, 
полночь приближалась, и шум превратился в какофонию, поскольку каждый зэк 
старался дать выход накопившимся за год разочарованиям в диких выходках – 
стуках и криках. Радостное настроение было слишком заразительно. Я вылез из 
кровати, схватил свое мусорное ведро и ударил им о дверь, потом еще и еще и 
стал кричать вместе со всеми. Единственным преимуществом особо опасных 
преступников категории А было их автоматические расселение в одиночных камерах 
в надежно охраняемых местах. После того как меня из этой категории перевели в 
категорию менее опасных – В, дни моей роскоши в одиночке были сочтены. В 
воскресенье в час утреннего общения, когда нам выдавали чистое постельное белье 
и безопасную бритву, охранники перераспределяли камеры. В первое воскресенье 
января Ричардс прокричал, сидя за своей конторкой:

– Томлинсон, забирай свои пожитки.

Я побросал свои вещи в мешок, свернул матрац, простыни, подушку и одеяло в узел 
и предстал перед его столом.

– Вон туда, – показал он на двухместную камеру рядом с его конторкой и как 
всегда усмехнулся.

– Ты ублюдок, – пробормотал я. Слова не предназначались для его слуха, но они 
выскочили из моих уст слишком громко.

– Томлинсон, я отправлю тебя в карцер, если ты еще раз повторишь это, – 
пригрозил он невсерьез. Мистер Ричардс держал камеру No 2 рядом с его столом 
для особо беспокойных "шизиков" или потенциальных самоубийц, чтобы он мог за 
ними присматривать. Два "шизика" или самоубийцы не могли находиться в одной 
камере, поэтому их помещали с тихим зэком. Итак, меня выбрали нянькой для психа 
из нашего отсека.

– Ты получишь своего нового сокамерника завтра днем, – хитро улыбнулся мистер 
Ричардс.

Бросив пенопластовый матрац и постельные принадлежности на металлический каркас 
кровати, я оглядел свою новую камеру. Ее только что освободил Паркер – толстый 
неряшливый наркоман, известный своими причудами с оружием. До Белмарша он жил с