виновным, слушание в суде для оглашения приговора смогут втиснуть через 
несколько недель. Вы получите более короткий срок, и с вас снимут категорию А – 
особо опасного преступника.

– Итак, они сумели добиться, чтобы начальник тюрьмы в Белмарше присвоил мне 
категорию А и не отпустили меня под залог, чтобы я провел целый год в жестких 
условиях, раз я отказался признать себя виновным, – уточнил я.

– Именно так, – вставил Дэвис, – они хотят избежать неловкого положения в суде 
присяжных, который вы, возможно, выиграли бы, и поэтому стараются сделать 
вариант как можно более неприятным. Еще более неловкой была бы для них ситуация,
 если бы вы вышли сразу после суда.

Максимальный срок мог бы быть два года и автоматически был бы сокращен на 
половину за примерное "сведение в тюрьме. Поэтому я, возможно, вышел бы сразу 
после осуждения.

– Они явно делают все, чтобы заставить вас признать вину, так как понимают, что 
любой суд присяжных из нормально мыслящих англичан стал бы вам сочувствовать и 
оправдал бы вас, – добавил Дэвис.

В тот день у меня было много времени для размышлений над выбором. Из-за 
отсутствия тюремного фургона для столь опасных преступников, как я, мне 
пришлось пять часов прождать в спартанских условиях в камере при суде, сидя на 
деревянной скамье и не имея ничего для чтения. Мысль о неизбежности пребывания 
в Белмарше в ожидании моего славного дня в суде присяжных была не особенно 
приятной, так как даже неделя там показалась мне за месяц. С другой стороны, 
если бы я признал себя виновным, то судья автоматически сократил бы мне срок, и 
мне пришлось бы просидеть в тюрьме максимум восемь месяцев и, возможно, не как 
особо опасному преступнику и не в таком строгом режиме, как в Белмарше. Мысль о 
капитуляции перед МИ-6 раздражала, но этот вариант был более прагматичным. 
Когда я вернулся в знакомую обстановку в тюрьме Белмарш с ее обитателями – 
ворами и сумасшедшими, я все же понял, что признание вины было бы наиболее 
разумным вариантом.

Одним из последствий решения Маргарет Тэтчер конца 1980-х годов о закрытии 
психиатрических больниц в Англии было переполнение тюрем страны бывшими 
пациентами этих заведений. Выставленные из больниц для хронических больных, они 
не могли справиться с жизненной ситуацией и становились преступниками. В 
тюрьмах не было условий для содержания и лечения психически больных, 
следовательно, их здоровье ухудшалось. В связи с тем, что другие тюрьмы 
использовали Белмарш как свалку для содержания трудных заключенных, "чудиков" у 
нас было более чем достаточно. Большинство из них – безвредные и забавные, как, 
например, Эрик Мокаленни – тронувшийся" молодой нигериец с типичной историей. 
Он был осужден за нападение на полицейского офицера, когда его арестовали за 
появление в голом виде перед Букингемским дворцом. В тюрьме его психическое 
состояние ухудшилось. Однажды после обеда он пришел ко мне в камеру и назвал 
себя.

– Здравствуйте, мистер Томлинсон, я мистер Эрик Мокаленни. Не могли бы вы дать 
мне почтовую марку, я должен написать принцессе Анне, – сказал он и улыбнулся, 
показав большие белые зубы. Он обратился с просьбой так вежливо, что я 
почувствовал себя обязанным помочь ему. Он любезно поблагодарил меня и, просияв,
 поспешно ушел. Вскоре после этого молодой охранник, приставленный 
присматривать за ним, остановил меня и сказал:

– Томлинсон, больше марок ему не давай. Он пишет по три письма в день принцессе 
Анне, предлагая ей открыть совместно в Нигерии ферму по выращиванию креветок, и 
на этот раз он послал ей формы с приглашением.

Большинство выходок Мокаленни не вызывало раздражения ни у заключенных, ни у 
охранников, но некоторые из его фортелей утомляли. Другой заключенный, по имени 
Стонли, провел в психиатрической больнице девять лет, прежде чем его выбросили 
на улицу под "присмотр общества". Бездомный, никому не нужный, он совершил 
несколько мелких ограблений и, наконец, попал в тюрьму Белмарш, где ни с кем не 
разговаривал, никогда не мылся и не брился и не менял одежду. Во время часов 
общения он с яростным видом ходил по кругу на лестничной площадке, схватив себя 
за бороду и что-то бормоча себе под нос. Из-за того, что от него шел неприятный 
запах, как от скунса, к нему никто не подходил, и поэтому ему не грозили 
скандалы и избиения.

Посещения тюремного спортзала были для меня отдушиной, как и для других 
заключенных. В те дни, когда охранников было достаточно, чтобы присматривать за 
нами, все, кто хотел встать в очередь и записаться у мистера Ричардса, могли 
вместо прогулки по двору пойти в спортзал. В хорошо оборудованном зале мы могли 
тренироваться, играть в бадминтон, в минифутбол командами из пяти игроков, в 
теннис. Я занялся программой "фитнес" на тренажере Консепт-II, имитирующем 
греблю, "преодолевая" расстояние в 5 или 10 тысяч метров за раз, а по 
воскресеньям за двойное время и 20 километров. Такое времяпрепровождение 
служило лучшим противоядием в остальном бесцельному и бесполезному пребыванию в