Самыми популярными передачами были детективы с полицейскими, такие, как 
"Билль", который Крэг назвал "учебным видео", а "Криминальные новости" на 
Би-би-си они смотрели с большим интересом, надеясь увидеть кого-нибудь из своих 
друзей. Бесспорной любовью всех, однако, была программа "Поп-звезды", которую 
передавали вечером по пятницам, хотя мы могли смотреть ее лишь раз в две недели,
 когда время наших посиделок совпадало с этой программой.

По субботам и воскресеньям нам разрешалось по два часа общения утром и вечером 
каждый день. Это была роскошная привилегия. Ежедневно нам полагалась разминка в 
течение часа на голом бетонном дворе, если не было дождя, а по воскресеньям, 
если тюремщики проявляли щедрость, это время удваивалось. Существовало еще 
несколько возможностей для заключенных выбраться из своих камер.

Находиться запертым в камере 24 часа в сутки было утомительно и жестоко. Даже 
имея интересное чтение, трудно было забыть, что самые основные свободы, такие, 
например, как возможность встать и приготовить себе чашку чая, отняты.

Поскольку я числился в особо опасных, меня ограничивали и за мной пристально 
следили во время свободных часов. Каждый шаг за пределами камеры: прогулка ли 
во дворе, очередь за едой или телефонный звонок – все записывалось в маленькую 
черную книгу мистером Ричардсом, всегда бодрым старшим офицером, ответственным 
за наш отсек. Нам нужно было в письменном виде испрашивать позволение на самые 
элементарные вещи: постричь волосы или отрастить бороду. Даже на это 
требовалось письменное разрешение начальника тюрьмы. Заявление надо было 
подавать заранее, даже если нужны были ножницы постричь ногти, а когда их 
приносили, то тюремщик следил за этой процедурой. Мое положение особо опасного 
преступника категории А оставалось загадкой и предметом для шуток заключенных. 
Даже мистер Ричардс не мог понять логику такого решения.

– Они обделались, записав тебя в книгу, – рассмеялся он. – Ты никогда раньше не 
был в тюрьме, и за какое-то конторское преступление тебе присвоили категорию 
особо опасного преступника! Я думаю, кто-то наверху, имеет на тебя зуб.

На утро 10 ноября было назначено второе слушание По поводу моего освобождения 
под залог в суде на Бау-стрит. Еще не рассвело, когда два тюремщика разбудили 
Меня в 6 часов утра, чтобы начать знакомую процедуру раздевания и обыска – один 
раз в камере, другой раз в приемной, пока мою одежду просвечивали рентгеном.

– Мы начали несколько заранее до прибытия полицейского эскорта, поэтому вам 
придется ждать, – объяснил один из тюремщиков через щель после того, как он 
запер меня в небольшом помещении в задней части полицейского фургона. – Если ты 
там обмочишься, то будешь неделю убирать в корпусе, когда вернешься.

В помещении сильно пахло мочой – очевидно, предыдущий ее обитатель оказался в 
отчаянном положении.

В камере на Бау-стрит я пробыл всего несколько минут, когда глазок открыли и на 
меня уставились чьи-то глаза. На этот раз, однако, со мной вели себя 
интеллигентно и дружелюбно.

– Королевский прокурор хочет, чтобы вы предстали перед судом в наручниках, – 
объяснил Дэвис. – Я собираюсь выдвинуть аргументы в пользу того, чтобы с вас их 
сняли.

Он снова выиграл в этом споре, и спустя полчаса охрана довела меня в наручниках 
до входа в зал суда, затем их сняли, чтобы я сам мог зайти на скамью подсудимых.
 Дэвис начал выступать первым. Мой адвокат, как друг, предложил в качестве 
дополнительного залога свою собственную квартиру, помимо моей квартиры и 
отцовского дома, общей стоимостью 500.000 фунтов стерлингов. После недельного 
пребывания в тюрьме Белмарш мне очень хотелось выиграть дело.

Колин Гиббс, представитель обвинения, объявил, что у него есть свидетель – 
эксперт, и попросил у судьи разрешение дальнейшие слушания сделать закрытыми. 
Просьба была удовлетворена, и судебные клерки освободили галереи от журналистов 
и публики, так что только я, Дэвис и Уэдхэм, Гиббс, его помощник и 
председательствующий судья остались в зале. Свидетелем-экспертом оказался 
второй мистер "Халлидей", который нанимал меня. Он нападал на меня, придумывая 
фиктивные причины моего увольнения. Я с трудом сдерживался, так как боялся 
упустить малейший шанс для получения разрешения на освобождение под залог. 
Однако стало ясно, что его показания рассеяли какое бы то ни было сочувствие к 
моему положению, даже если бы судья его имел. Это и подтвердилось, когда он 
встал через несколько минут для оглашения приговора в пользу спецслужб.

Дэвис и Уэдхэм спустились ко мне в камеру, чтобы выразить сочувствие через 
маленькую щель в двери.

– Они решили не отпускать вас на поруки не потому, что боятся, что вы можете 
скрыться, а потому, что хотят, чтобы вы признали себя виновным, – объяснил 
Уэдхэм. – Они уверены, что пока вас держат под стражей, вам придется прождать 
суда по крайней мере год из-за перегрузки судов, но если вы признаете себя