– Вам же известно, какой ущерб это может нанести национальной безопасности, – 
твердил Моррисон.

– Ну хорошо, – отважился я предложить свои условия, – вы выбираете одного судью 
из коллегии, а я другого, с вашего одобрения, который ознакомится с делом. Вы 
выберете защитников не только для себя, но и для меня. Заседания коллегии будут 
вестись в закрытом режиме, в засекреченном месте, а я подпишу документ, 
обязывающий меня не разглашать прессе результаты переговоров.

Моррисон с мрачным видом покачал головой:

– Вы же отлично знаете, Ричард, что даже при этих условиях угроза безопасности 
сохранится.

Я не верил своим ушам. Неужели эти люди так тупы, что считают судебные слушания,
 проводящиеся в таких условиях, наносящими больший ущерб национальной 
безопасности, чем крайне обозленный и нелояльный бывший офицер разведки на 
свободе.

Как я и опасался, на обратном пути МИ-6 стала следить за мной. В мадридском 
аэропорту и в самолете слежки я не заметил, но, покидая аэропорт в Малаге, 
увидел у себя на хвосте две, а возможно, и три автомашины. Бесполезно было 
отрываться от них на шоссе, поэтому я проскочил Фуэнхироло и направился в 
Map-белью. Скорость и маневренность мотоцикла позволили оставить 
преследователей в историческом центре Марбельи, в лабиринте узких мощенных 
булыжником улочек. Офицерам из МИ-6 придется немало потрудиться, если они 
захотят найти мое убежище.

Но спустя несколько дней им это удалось. Большую серебристую "хонду 
Африка-твинс" с ярко-желтым британским номером было нетрудно заметить. При 
возвращении домой из дневной поездки из горного городка Ронда, под предлогом 
формальной проверки водительского удостоверения, меня остановили в нескольких 
километрах от Фуэнхироло двое полицейских из Гражданской гвардии.

– Где вы проживаете? – спросил старший из них. Предполагая, что я могу сообщить 
неверный адрес, они предупредили, что проводят меня до дому. Я стоял перед 
выбором: сказать правду или же лишиться пожитков, портативного компьютера и 
перебираться в другой дом. Выбрав первое, я повел гвардейцев в свою лачугу.

Спустя неделю Моррисон и Ваттс пригласили меня на следующую встречу в Мадрид. 
На этот раз они приволокли с собой несколько толстых досье под номером D/813317 
– моим личным служебным номером, и выложили их передо мной.

– Мы решили сделать для вас особое исключение, – важно произнес Моррисон, 
внимательно вглядываясь сквозь толстые стекла очков. – Мы намерены разрешить 
вам взглянуть на свое личное дело.

Для секретного департамента кадров это было беспрецедентное решение – позволить 
обвиняемому просмотреть его досье, хотя такая прозрачность должна была бы стать 
обычной практикой. Разумеется, недоверия и враждебности, возникших между 
департаментом кадров и мною, можно было бы избежать, если бы докладные записки 
были доступны для ознакомления.

Моррисон надеялся, что чтение досье прояснит для меня причины моего увольнения 
и уменьшит мою злость. Его мотивы были обоснованы, но ожидаемый результат не 
был достигнут. Записи моих бесед с разными кадровиками за четыре года моей 
работы в разведслужбе были полны предубеждений, измышлений, злобы и явной 
некомпетентности. Никакие отлично выполненные мною задания, высоко оцененные 
моими начальниками, даже не упоминались. Зато самые мельчайшие упущения или 
незначительные ошибки подвергались уничтожительной критике. Мое появление на 
встрече с Караджичем без галстука описывалось в оскорбительном тоне на 
нескольких страницах. Неудачным попыткам при установлении связи также 
отводилась обширная площадь. Новые служащие департамента читали отчеты и 
рапорты своих предшественников и, вместо того чтобы провести со мной 
собеседование и составить собственное мнение, считали более легким пойти по 
течению и добавить еще больше ложной ерунды и вранья.

Читая досье, я понял, откуда появилась навязчивая идея кадровиков, что я нашел 
бы, чем заниматься в Сити. Еще во время моей вербовки "мистер Халлидей" заметил,
 что я получал от компании "Буз Аллен энд Гамильтон" большое жалованье. Спустя 
несколько месяцев в рапорте IONЕС Болл советовал департаменту кадров 
предоставить мне интересную и многообещающую должность, потому что "было бы 
жалко, если такой выдающийся кандидат занимался нудной работой или предпочел 
более высокооплачиваемую службу". Спустя несколько лет эти случайные замечания 
превратились в твердое мнение, что я неминуемо уйду из разведслужбы ради работы 
в финансовой сфере.

Во время последней встречи с Ядовитым Карликом я обвинил его в том, что он не 
предупредил меня, как это положено по закону, что моя работа находится под 
угрозой. Он же в высокопарных выражениях настаивал, будто лично официально