Наконец я вернулся в зону финиша и выступил перед журналистами, еле сдерживая 
слезы. «Я в шоке. Я просто в шоке, — повторил я. — Мне хочется сказать вам 
только одну вещь. Если жизнь когда-нибудь предоставит вам второй шанс чего-то 
добиться, сделайте все, чтобы использовать этот шанс на полную катушку».
Всю нашу команду увезли готовиться к вечернему торжественному приему с шикарным 
банкетом на 250 человек, устроенному в Музее Д'Орсе, в окружении наиболее 
ценных художественных сокровищ мира. Мы все как один были измучены, полностью 
обессилены трехнедельным суровым испытанием, но все же с удовольствием 
предвкушали, как будем пить за победу.
Мы прибыли в музей и увидели накрытые столы, изысканную сервировку которых 
нарушала только одна необычная деталь, придуманная Томом Вайзелем.
Перед каждым прибором громоздилась пирамидка из яблок.
Мы в первый раз после Метца подняли бокалы с шампанским, и я встал, чтобы 
произнести тост в честь моих товарищей по команде. «Я ехал в желтой майке, — 
сказал я. — Но, на мой взгляд, единственная деталь этой майки, которая по праву 
принадлежит мне, — это молния. Даже не вся молния, а ее маленький кусочек. Все 
остальное — рукава, воротник, перед и спинка — это заслуга моих товарищей».
Ребята дружно подняли вверх руки. В кулаке у каждого из них было что-то зажато. 
Яблоко. Красные, блестящие яблоки окружили меня со всех сторон.
Этим вечером мы с Кристин поселились в отеле «Ritz», где сняли огромные и 
дорогие апартаменты. Мы переоделись в положенные для VIP-персон халаты, 
откупорили еще одну бутылку шампанского и устроили приватный праздник на двоих. 
Наконец-то мы снова оказались одни. Мы от души посмеялись над размерами 
апартаментов и заказали ужин в номер. Затем нас сморил очень глубокий сон.
Проснувшись на следующее утро, я поначалу в недоумении огляделся вокруг и даже 
зарылся головой в подушку, чтобы свыкнуться с незнакомой обстановкой. Рядом со 
мной Кик открыла глаза, и постепенно мы оба окончательно проснулись. Когда она 
посмотрела на меня, мы прочитали мысли друг друга.
— Господи, — произнес я вслух. — Я выиграл «Тур де Франс».
— Да не может этого быть! — сказала она.
И мы оба расхохотались.



Глава десятая
КОРОБКА С ДЕТСКИМ ПИТАНИЕМ

Вы можете мне не поверить, но если бы меня попросили сделать выбор между 
победой в «Тур де Франс» и победой над раком, я выбрал бы второе. Как ни 
странно это звучит, но я предпочел бы называться человеком, пережившим рак, чем 
победителем «Тура», потому что рак очень много дал мне как человеку, мужчине, 
мужу, сыну и отцу. В те первые дни после финиша в Париже меня захлестнула волна 
всеобщего внимания, и когда я пытался посмотреть на эту ситуацию со стороны, то 
спрашивал себя, почему моя победа оказала столь сильное воздействие на людей. 
Возможно, все дело в универсальности такого явления, как болезнь, — мы все 
болеем, от этого никто не застрахован, — и поэтому моя победа в «Туре» явилась 
символическим актом, доказательством того, что человек может не только пережить 
рак, но и после этого добиться невероятного успеха. Возможно, как говорит мой 
друг Фил Найт, я стал олицетворением надежды.
— Сбавь скорость, — приказал я. — Ты ведь везешь моего ребенка.
В эти последние недели беременности Кик нравилось говорить людям: «Я жду своего 
второго ребенка» (видимо, намекая на то, что один ребенок — я — у нее уже есть).

В начале октября, примерно за две недели до родов, мы с Биллом Стэплтоном 
отправились в Лас-Вегас, где я должен был выступить с речью и провести пару 
деловых встреч. Когда я позвонил домой, Кик сказала, что сильно потеет и 
чувствует себя странно, но поначалу я не придал этому особого значения. Я 
продолжил заниматься делами, а выполнив все, что намечал, помчался с Биллом в 
аэропорт, чтобы успеть на послеобеденный рейс в Даллас, откуда вечером 
отправлялся самолет в Остин.
Из транзитного зала в Далласе я позвонил Кик, и она сказала, что продолжает 
потеть, но в придачу к этому теперь у нее начались схватки.
— Не может быть, — недоверчиво сказал я. — Вряд ли это настоящие схватки, детка.
 Скорее всего, ложная тревога.
На другом конце линии Кик сказала: «Лэнс, мне не до шуток», и у нее тут же 
снова начались схватки.
— Хорошо, хорошо, — сказал я. — Я уже вылетаю.
Мы сели на самолет, отправляющийся в Остин, и, после того как разместились в 
креслах, Стэплтон сказал: «Позволь дать тебе один маленький совет.
Не знаю, родит ли твоя жена сегодня вечером, но как только мы поднимемся в 
воздух, нужно будет позвонить ей еще раз».
Самолет начал выруливать на полосу, но мое нетерпение оказалось слишком сильным,
 чтобы ждать, пока он оторвется от земли, поэтому я позвонил ей со взлетной 
полосы по мобильнику.
— Как твои дела? — спросил я.
— Схватки длятся минуту и повторяются через каждые пять минут. Мне кажется, они 
становятся все дольше, — ответила она
— Кик, как думаешь, мы родим этого ребеночка сегодня?
— Да, по-моему, мы родим этого ребеночка сегодня.
Я выключил телефон, заказал у бортпроводника два пива. Мы с Биллом чокнулись