Тренерам из спортивного центра, которые нам помогали, Крис сказал: «Вот 
увидите: когда мы приедем сюда в следующий раз, VO2max достигнет 74 — а 
вернемся мы всего через неделю».
Крис знал, как быстро мой организм реагирует на нагрузки, и был уверен, что я 
смог бы достичь пика всего за несколько дней. Но чтобы «подогреть», он 
предложил поспорить, что за неделю я не смогу существенно увеличить мощность 
педалирования. «Я ставлю сто баксов, что ты не сумеешь подняться выше 500», — 
сказал он. Я принял вызов.
Отныне я только ел, спал и ездил на велосипеде. В горах только-только 
начиналась весна, сопровождаясь постоянными туманами и моросью. Мы каждый день 
тренировались под дождем. Холод обжигал легкие, и с каждым выдохом изо рта 
вырывались клубы белого тумана, но я не жаловался. Мне казалось, что таким 
образом мой организм очищается. Мы ездили по извилистым горным дорогам, далеко 
не все из которых имели твердое покрытие и были нанесены на карты, — по 
гравийкам, по грунтовым проселкам, по тропам, выстланным густым ковром сосновых 
игл, над которыми свисали тяжелые сучья.
На ужин Крис готовил макароны или печеную картошку, и мы, голодные как волки, 
сидели за столом и вели непечатные разговоры. Со смехом вспоминали старые 
истории времен начала моей профессиональной карьеры и нашей дружбы.
Каждый вечер я звонил домой, и по моему голосу Кристин слышала, что я 
становлюсь прежним — веселым, забавным, позабывшим про всякую депрессию. Говоря 
о холоде и дожде, о том, в какую глушь нас занесло, я только смеялся. «Я очень 
хорошо себя чувствую», — говорил я и сам тому удивлялся.
Мне снова стали нравиться тренировки, когда ни о чем другом не можешь думать, 
когда целый день работаешь изо всех сил и вечером возвращаешься в хижину, почти 
не чувствуя ног. Даже ужасная погода мне чем-то нравилась. У меня было такое 
ощущение, словно я заново вернулся на трассу «Париж-Ницца» и заново все 
переживаю. Только в Париже холод и сырость сломили меня, а здесь я находил 
удовольствие в их преодолении — совсем как в прежние дни.
К концу тренировочного сбора мы решили съездить на гору Бич. Крис хорошо все 
продумал, когда сделал такое предложение, потому что хотел напомнить мне то 
время, когда я был истинным хозяином этой горы. Это тяжелый подъем длиной в 
1500 метров к покрытой снежной шапкой вершине, и внушительная победа именно на 
этом этапе в свое время обеспечила мне успех в двух гонках «Тур Дюпон». Я 
хорошо помнил, как на пределе сил преодолевал этот подъем, а толпы зрителей, 
выстроившихся вдоль трассы, криками поддерживали меня и даже вывели краской на 
дороге: «Армстронг, вперед!»
В этот холодный, дождливый, туманный день нам предстояло проехать петлю в 160 
километров, в конце которой нас ждал этот самый финишный подъем. Крис следовал 
за нами в машине, так что на вершине горы мы планировали погрузить велосипеды 
на крышу и вернуться к ужину уже в качестве пассажиров.
Мы ехали и ехали под непрерывным дождем — четыре часа, пять… К тому времени, 
когда мы достигли подножия горы Бич, я был в седле уже шесть часов, промокший 
насквозь. Но на подъеме я встал на педали и устремился вверх, оставив Боба 
Ролла позади. И вдруг моим глазам открылось нечто невероятное: на асфальте 
по-прежнему красовалось мое имя.
Колеса велосипеда пересекли уже выцветшие желтые и белые буквы, cкладывавшиеся 
в «Да здравствует Лэнс!».
Я продолжал подъем, который становился все круче. Мои ноги, как молоты, долбили 
педали, я обливался потом и наполнялся радостью. Мое тело инстинктивно 
реагировало на требования момента. Я бессознательно все выше поднимался в седле,
 чтобы удержать темп. Внезапно сзади оказался ехавший на машине Крис; он 
опустил стекло и стал подбадривать меня: «Вперед, вперед, вперед!» Я оглянулся 
на него. «Алле, Лэнс, алле, алле!» — вопил он. Я, чувствуя, как ускоряется мое 
дыхание, еще поднажал и увеличил скорость.
Этот подъем что-то изменил во мне. Поднимаясь в гору, я заново прокрутил в 
голове всю свою, прежнюю жизнь, детство, первые гонки, болезнь и то, как она 
все перевернула. Этот трудный подъем заставил меня наконец попытаться ответить 
на все те вопросы, которых я избегал многие недели. «Пора заканчивать с этим, — 
понял я. — Двигайся, — сказал я себе. — Если ты можешь двигаться, значит, ты не 
болен».
Я снова опустил взгляд на дорогу, на брызги, разлетавшиеся из-под колес, и 
снова увидел на асфальте свое имя, полустертое и размытое дождями: «Армстронг, 
вперед!».
Продолжая двигаться к вершине, я увидел свою жизнь во всей ее полноте, как одно 
целое. Я понял, в чем заключается мое призвание. Смысл моей жизни был прост: я 
был рожден преодолеть длинный и тяжелый подъем.
Я стремительно приближался к вершине. Ехавший за мной Крис уже по моей осанке в 
седле понял, какая перемена произошла в моей душе. Он почувствовал, какой 
тяжкий груз свалился с моих плеч.
Наконец я достиг вершины подъема. И остановился. Крис тоже съехал на обочину и 
вышел из машины. Мы и словом не обмолвились о том, что произошло в эти секунды. 
Он только посмотрел на меня и сказал:
— Я поставлю велосипед на крышу.
— Нет, — ответил я. — Дай мне дождевик. Я поеду своим ходом.
Я вернулся. Я снова был гонщиком. Крис улыбнулся и сел за руль.
Остаток пути я ехал, испытывая истинное благоговение перед красотой, покоем, 
душевностью этих гор. Бун стал казаться мне святой землей, местом паломничества.
 Я знаю, что, если у меня когда-нибудь еще возникнут серьезные проблемы, я 
приеду в Бун и найду здесь ответ. Именно здесь я вернулся к настоящей жизни.