Больным человеком.
Я подъехал к дому. Там звонил телефон. Войдя, я бросил ключи на шкафчик. 
Телефон не умолкал. Я снял трубку. Это был мой друг Скотт Макичерн, 
представитель фирмы «Nike», «приписанный» ко мне.
— Эй, Лэнс, что происходит?
— Многое, — мрачно ответил я. — Многое происходит.
— Что ты имеешь в виду?
— Я, гм…
Мне еще не случалось произносить такое вслух.
— Что? — спросил Скотт.
Я открыл рот, закрыл его, открыл снова.
— У меня рак, — наконец выдавил я. И заплакал.
И в этот момент ко мне пришла еще одна мысль. Я мог потерять и жену. Не только 
спорт. Я мог потерять жизнь.



Глава вторая
НА СТАРТ

Прошлое формирует человека, хочет он того или нет. Каждая встреча, каждый опыт 
оставляет свой отпечаток и придает вам форму, подобно тому, как ветер придает 
форму мескитовому дереву на равнине.
Главное, что вам следует знать о моем детстве, — то, что у меня никогда не было 
настоящего отца, о чем я, впрочем, никогда не жалел. Мама родила меня в 17 лет, 
и с первого дня все вокруг твердили, что мы никогда ничего в жизни не добьемся. 
Она придерживалась иного мнения и прививала мне непреложное правило жизни: 
«Превращай каждое препятствие в благоприятную возможность». Так мы и поступали.
Я был крупным ребенком, особенно для такой маленькой женщины. Девичья фамилия 
моей матери — Мунихэм. Ее рост был 160 сантиметров, а весила она менее 50 
килограммов, и я не представляю, как ей удалось выносить и родить меня — ведь 
при рождении я весил 4,4 килограмма. Роды были такие трудные, что после них она 
целый день пролежала в лихорадке. Из-за высокой температуры нянечки не 
позволяли ей брать меня на руки.
Я никогда не знал своего так называемого отца. Он для меня просто не 
существовал. Только то, что он снабдил меня своей ДНК, отнюдь не делало его 
моим отцом, и между нами все эти годы не было абсолютно ничего, никакой связи. 
Я понятия не имел, что он за человек, что любит, а что ненавидит. До прошлого 
года я даже не знал, где он живет и работает.
И никогда не спрашивал. Мы с матерью ни разу не обмолвились о нем ни словом. Ни 
единым. За 28 лет она ни разу не вспомнила о нем, и я тоже. Это может 
показаться странным, но это правда. Дело в том, что меня это совершенно не 
волнует, и маму тоже. Она говорит, что рассказала бы мне об отце, если бы я 
попросил, но, честно скажу, просить об этом мне и в голову не приходило. 
Личность отца не имела для меня никакого значения. Мать любила меня, я отвечал 
ей взаимностью, и нам было вполне достаточно друг друга. Но когда я решил 
написать о своей жизни, то подумал, что неплохо было бы все-таки прояснить 
некоторые вопросы о своем происхождении. В 1999 году одна техасская газета 
отыскала следы моего биологического отца и напечатала о нем статью. Вот что они 
сообщили: фамилия его Гундерсон; работает он в газете «Dallas Morning News», 
живет в Сидр-Крик-Лейке, штат Техас, и у него двое других детей. Далее 
сообщалось, что моя мать вышла за него, когда забеременела, но они разошлись, 
когда мне не исполнилось и двух лет. В газетном интервью он, правда, сказал, 
что гордится своим отцовством, что двое других его детей считают меня своим 
братом, но эти слова не вызывают во мне никакого доверия, и я отнюдь не горю 
желанием встретиться с этим человеком.
Мама жила одна. Ее родители разошлись, и мой дед, Пол Мунихэм, ветеран 
вьетнамской войны, в те годы работал на почте, жил в передвижном доме и 
беспробудно пил. Бабушка же, Элизабет, как могла старалась помочь своим троим 
детям. Никто в семье не мог особенно помочь матери — но они хотя бы пытались. В 
день моего рождения дед бросил пить, и с тех пор, все 28 лет моей жизни, ведет 
трезвый образ жизни. Младший брат моей матери, Эл, был для меня нянькой. 
Впоследствии он записался в армию, как это было принято среди мужчин нашей 
семьи, и сделал там неплохую карьеру, дослужившись до чина подполковника. У 
него великое множество орденов и медалей и замечательный сын, Джесси. Мы все 
поддерживаем очень теплые отношения и гордимся друг другом.
Я был желанным ребенком. Мама так хотела родить меня, что скрывала свою 
беременность, сколько могла, чтобы никто не попытался отговорить ее рожать. 
После моего рождения она часто ходила за покупками вместе с сестрой, и однажды, 
когда тетя держала меня на руках, продавщицы начали заигрывать со мной. «Какой 
прелестный ребенок», — сказала одна из них. Мама выступила вперед: «Это мой 
ребенок».
Пока она заканчивала школу и подрабатывала неполный день, мы жили в убогой 
однокомнатной квартирке в Оук-Клиффе, пригороде Далласа. Это один из тех 
районов, где на веревках вывешивают сушиться белье, а на углу — обязательно 
закусочная «Kentucky Fried». Мать в одной из таких закусочных и подрабатывала 
(помню, что униформа у нее была в розовую полоску). Параллельно она работала 
кассиршей в расположенном через дорогу от закусочной бакалейном магазине. 
Впоследствии она получила временное место на почте, где сортировала 
возвращенные письма. А одновременно пыталась закончить образование и заботилась