«Двигайся», — говорил я себе. Я поднимался, одевался, цеплял наушники — и на 
прогулку. Я даже не знал заранее, куда пойду. Я поднимался на крутой холм, 
выходил за ворота усадьбы и шел по дороге.
Пока я мог двигаться, я был здоров.
Через пару дней после начала химиотерапии мы получили уведомление из больницы:


«Судя по нашим записям, у вас нет медицинской страховки».


Я смотрел на это письмо, ничего не понимая. Это было совершенно невозможно. У 
меня был договор с «Motorola», и я должен быть полностью застрахован. В 
раздражении я позвонил Биллу Стэплтону и прочитал ему письмо. Билл успокоил 
меня и сказал, что разберется.
Несколько часов спустя Билл перезвонил. «Плохо дело», — сказал он. Я заболел в 
неудачное время. Я как раз сменил команду, и хотя мой контракт с «Cofidis» уже 
начал действовать, на мою болезнь страховое покрытие не распространялось, 
поскольку заболел я до заключения договора. Что же касается моей страховки в 
«Motorola», то ее срок истек. Мне придется платить за лечение и госпитализацию 
из собственных средств, если только Билл ничего другого не придумает.
У меня был рак, а страховки не было.
В те первые дни меня ждало много ужасных открытий, в том числе и материального 
свойства. Мне грозило разорение. Я оглядел свой дом и стал думать о том, что бы 
продать. Я полагал, что меня ждет полный финансовый крах. Совсем недавно я 
собирался зарабатывать два миллиона долларов в год, и вот я уже ни с чем. 
Страховка на случай нетрудоспособности у меня была, но это все. У меня не будет 
доходов, поскольку компании, которые спонсировали меня или платили мне зарплату,
 наверняка отвернутся от меня — ведь участвовать в гонках я не буду. «Porsche», 
которым я так дорожил, теперь казался мне символом роскоши и декадентского 
потакания своим прихотям. Мне придется оплачивать все счета за лечение до 
последнего пенни. Я начал планировать пожарную распродажу. Избавлюсь от 
«Porsche», некоторых произведений искусства и других игрушек.
«Porsche» ушел уже через несколько дней. Я продал его по двум причинам. Первой 
и главной было то, что мне нужно было оплатить лечение, а потом еще на что-то 
жить. Но, думаю, была и другая причина: я ощутил потребность жить проще.
Я стал прилежным студентом «ракового университета». Посетив самый крупный в 
Остине книжный магазин, я купил все, что было там на эту тему. Вернулся домой с 
десятком томов: правильное питание, эмоциональное преодоление, курс медитации. 
Я был готов принять во внимание любой вариант, каким бы дурацким он ни казался. 
Читал о льняном масле — «верном средстве» против артрита, инфаркта, рака и 
других болезней, о соевом порошке — «проверенном истребителе» раковых клеток. Я 
читал «Yoga Journal» и на какое-то время проникся учением радж, представленным 
как «приглашение в мир идеального здоровья», вырывал страницы из журнала 
«Discover» и собирал газетные вырезки о далеких клиниках и заморских 
чудо-снадобьях. Среди прочего, я внимательно изучил статью о какой-то клинике в 
Доминиканской Республике, обещавшей «абсолютно надежное излечение рака».
Я проглатывал все, что скачивал мне из интернета Барт, и всякий раз, когда он 
звонил, я спрашивал: «Что-нибудь еще есть?» Я никогда не отличался особой 
любовью к чтению, но теперь я стал всеяден и ненасытен. Барт обратился на сайт 
электронного книжного магазина «Amazon.com» и вычистил оттуда все, что было.
— Послушай, ты действительно хочешь, чтобы я заказал все, что нашел?
— Да, я хочу все. Все-все.
Таким образом я, выпускник средней школы, получивший эклектическое образование 
в Европе, дошел до того, что штудировал медицинскую литературу. Мне всегда 
нравилось почитывать журналы, посвященные финансам и архитектуре, но книгами я 
особенно не интересовался. Я был слишком неусидчив и не умел долго 
сосредоточиваться на каком-то одном предмете. А теперь я принялся за изучение 
состава крови и основ онкологии. Это стало моим вторым образованием, и бывали 
дни, когда я думал: «Я мог бы поступить в университет и попытаться стать врачом,
 ведь я неплохо в этом разбираюсь».
Я целыми днями сидел на диване, роясь в книгах, разговаривая по телефону, 
изучая контрольные цифры. Я хотел точно знать, каковы мои шансы, чтобы на этой 
основе придумать наилучшую стратегию борьбы. И чем больше я изучал этот вопрос, 
более высокими казались мне мои шансы хоть из прочитанного мною напрямую это 
никак не следовало. Знание придает больше уверенности в себе, чем неведение: по 
крайней мере, я знал, с чем имею дело, или думал, что знал.
Существует странное сходство между миром рака и миром велоспорта. Там и тут 
огромное внимание уделяют анализу крови. В велоспорте одним из способов 
мошенничества является прием препаратов, ускоряющих производство организмом 
эритроцитов — красных кровяных клеток. В борьбе с раком, если уровень 
гемоглобина у меня опускался ниже определенного уровня, мне прописывали тот же 
самый препарат — эпоген. Существовал некий нижний уровень параметров крови, 
опускаться ниже которого было нельзя, и, исследуя мою кровь, врачи-онкологи 
фактически делали то же самое, что и спортивные врачи: определяли мой порог 
физиологического стресса.
Я выучил целый новый язык, легко оперируя такими словечками, как ифосфамид 
(вещество, применяемое при химиотерапии), семинома (разновидность раковой 
опухоли), лактат дегидрогеназы (ЛДГ, маркер крови) и терапевтическая схема. Я 
хотел знать все, все возможные варианты и мнения.
Я начал получать горы писем и открыток с выражениями сочувствия, пожеланиями