Затем я дозвонился Барту Нэгсу, наверное своему самому давнему и лучшему другу 
в Остине бывшему велосипедисту, работавшему в недавно созданной компьютерной 
фирме. Я нашел его на рабочем месте — он, как всегда, работал допоздна
— Барт, у меня рак яичка, — сказал я ему.
Барт помолчал, не зная, что сказать, но потом нашелся:
— Лэнс, сейчас с раком творят чудеса, и я уверен, что все закончится 
благополучно.
— Не уверен, — сказал я. — Я сижу один дома и дрожу от страха.
Барт ввел в свой компьютер поисковую строчку и начал выводить на экран и на 
принтер все, что было известно об этой болезни. Распечатка получилась 
сантиметров 30 толщиной. Он нашел всевозможные сведения о клинических 
испытаниях научных исследованиях, вариантах лечения, потом собрал это все и 
привез ко мне домой. Ему предстояло рано утром ехать в Орландо со своей 
невестой Барбарой, но он все-таки нашел время заехать ко мне, чтобы сказать, 
как он любит меня, и вручить все добытые им материалы.
Один за другим стали прибывать друзья и родные. Получив мое сообщение на 
пейджер, приехала Лайза. Она занималась в библиотеке, и от шока у нее был 
стеклянный взгляд. Затем приехал Билл Степлтон со своей женой Лорой. Билл 
работал в одной из остинских адвокатских контор, и я выбрал его своим агентом 
за преданность. Этот выпускник Университета штата Техас казался несколько 
медлительным, но в прежние годы он был спортсменом, членом олимпийской сборной 
по плаванию и сохранил атлетическое телосложение. С его приходом я зациклился 
на своем почти неизбежном завершении карьеры.
— С гонками покончено, — сказал я, — и агент мне больше не понадобится.
— Лэнс, давай не будем забегать вперед. Сейчас об этом не время думать, — 
ответил Билл. — Ты ведь не знаешь, что все это значит и что из этого выйдет
— Ты не понимаешь, Билл. Мне больше не нужен агент. У меня больше не будет 
никаких контрактов.
— Хорошо, но я здесь не как твой агент. Я здесь как твой друг. Могу я 
чем-нибудь помочь тебе?
Это был один из тех моментов, когда все в моем восприятии сместилось. При чем 
здесь моя карьера, когда нужно думать о куда более важных вещах?
— Можешь. Привези мою мать из аэропорта, — сказал я.
Билл и Лора тут же поднялись с дивана и поехали в аэропорт. Я был только рад, 
что мне самому не пришлось встречать маму, потому что, увидев Билла, она снова 
залилась слезами. «Как такое могло случиться? — говорила она Биллу и Лоре. — 
Что с нами будет?» Но пока они ехали из аэропорта до моего дома, она сумела 
взять себя в руки. В ней от рождения не было ни грамма жалости к себе, и, 
переступив порог моего дома, она снова была сильной. Я встретил ее в гостиной и 
крепко обнял.
— Все будет хорошо, — сказала она мне на ухо. — Нас так просто не возьмешь. Нам 
слишком многое пришлось пережить, и с нас хватит. На этот раз ничего плохого не 
случится. Нечего даже и думать.
Мы оба поплакали друг у друга на плече, но недолго, потому что нам слишком 
многое надо было обсудить. Я рассказал матери и друзьям, какой диагноз мне 
поставил доктор Ривс. Нужно решить некоторые вопросы и принять кое-какие 
решения, а времени осталось мало, потому что на 7 утра запланирована операция. 
Я достал рентгеновские снимки, которые привез от доктора Ривса, и показал их 
всем. На них хорошо были видны опухоли, плававшие в моих легких подобно белым 
мячикам для гольфа.
Я попросил собравшихся держать мою болезнь в тайне, пока у меня не появится 
время рассказать о ней спонсорам и товарищам по команде. Пока я разговаривал с 
матерью, Билл позвонил в больницу и попросил соблюдать конфиденциальность в 
отношении моего диагноза и зарегистрировать меня в больнице под вымышленным 
именем. Разумеется, я обязан был рассказать о случившемся своим спонсорам, 
фирмам «Nike», «Giro», «Oakley» и «Milton-Bradley», а также организации 
«Cofidis», и созвать пресс-конференцию. Но прежде я должен был сообщить об этом 
людям, которые были особенно близки мне, — Очу, Крису и товарищам по команде, — 
а они в большинстве своем были разбросаны по разным странам и до них трудно 
было дозвониться.
Люди реагировали на новость по-разному. Кто-то начинал заикаться, кто-то 
пытался успокоить меня, но всех моих друзей объединяло желание как можно скорее 
приехать ко мне в Остин. Оч был дома, в Висконсине. Когда я дозвонился до него, 
он ужинал, и его реакция была весьма своеобразной — в ней был весь Оч.
— Вы сидите? — спросил я.
— Что такое?
— У меня рак.
— Так. И что это значит?
— Это значит, что у меня рак яичка и завтра меня оперируют.
— Хорошо, я подумаю об этом, — спокойно произнес Оч. — Увидимся завтра.
Наконец подошло время ложиться спать. Забавно, но спал я в ту ночь очень крепко.
 Я вошел в состояние абсолютного покоя, словно готовился к важному состязанию. 
Если мне предстояла большая гонка, я всегда старался как следует отоспаться, и 
на этот раз поступил так же. На каком-то подсознательном уровне я хотел быть в 
абсолютном пике формы, чтобы достойно встретить то, что ждало меня в 
предстоявшие дни.
Наутро я прибыл в больницу к 5 часам. Я приехал на своей машине — мама сидела 
рядом — в мешковатом тренировочном костюме и прошел через главный вход, чтобы 
начать жизнь пациента. Сначала мне предстояло пройти ряд стандартных тестов 
вроде магнитно-резонансной томографии (МРТ) и анализа крови. У меня была слабая