модели или дополнительные аксессуары. У нее, кстати, до сих пор хранятся 
замененные мною педали и прочие детали, потому что они стоили так дорого, что у 
матери не хватало духу выбросить их.
Мы и на соревнования ездили вместе — на 10-километровые забеги и состязания по 
триатлону. Мы уже начали думать, что я мог бы стать олимпийцем. Счастливый 
серебряный доллар был по-прежнему при мне, и на этот раз мать подарила мне 
брелок с цифрами «1988» — годом следующих летних Олимпийских игр.
Каждый день после школы я совершал 10-километровую пробежку, а потом садился на 
велосипед и весь вечер тренировался. На этих тренировках я научился любить 
Техас. Природа его, при всем своем унылом однообразии, прекрасна. Едешь по 
проселкам среди обширных пастбищ и хлопковых полей — и видишь вокруг лишь 
водонапорные башни, зерновые элеваторы и полуразрушенные сараи. Трава вся 
выедена скотом, а земля похожа на то, что остается на дне давно не мытой 
кофейной чашки. Иногда взору открываются холмистые цветочные луга и одинокие 
мескитовые деревья самых причудливых форм. Но большей частью техасская природа 
— это просто желтобурого цвета прерия, где лишь время от времени попадаются 
автозаправочные станции, а так — всюду поля, поля, поля, поросшие бурой травой 
или засеянные хлопком. Плоско, пусто — и ветрено. Даллас вообще считается одним 
из самых ветреных городов. Но меня это вполне устраивало. Сопротивление силы 
воздуха.
Однажды на дороге меня сшиб грузовик. К тому времени я уже знал символику 
среднего пальца и показал его водителю. Тот резко остановился, швырнул в меня 
пустую канистру и погнался за мной. Я побежал, бросив свой «Mercier» на обочине.
 Разъяренный водитель растоптал его. Но когда он уезжал, я запомнил его номер. 
Мама подала на шофера в суд — и выиграла. Взамен покореженного она купила мне 
новый велосипед, «Raleigh» с гоночными колесами.
Тогда на велосипеде у меня еще не было одометра, поэтому, когда мне нужно было 
знать протяженность маршрута, матери приходилось проезжать его на машине. Когда 
бы я ни просил ее измерить расстояние, она безропотно садилась в машину и ехала 
за мной, даже если дело было к ночи. Это для меня 50 лишних километров не крюк, 
но для женщины, которая только что измученная вернулась с работы, это было не 
так легко. Но она не жаловалась.
Мы с матерью были предельно откровенны друг с другом. Она доверяла мне 
полностью. Я делал, что хотел, и, интересно отметить, что бы ни делал, всегда 
ей рассказывал. Я никогда ее не обманывал. Если мне хотелось подольше погулять, 
никто меня не останавливал. В то время как большинству детей приходилось 
убегать на вечерние прогулки тайком, я выходил через парадную дверь.
Возможно, я несколько злоупотреблял ее доверием. Я был гиперактивным ребенком и 
легко мог попасть в беду. В Плано хватает широких бульваров и полей, так и 
заманивающих в неприятности подростка на велосипеде или за рулем автомобиля. Я 
носился по городским проспектам, увертываясь от машин и проскакивая светофоры, 
и доезжал таким образом до самого центра Далласа. Мне нравилось кататься по 
городу с интенсивным движением — это было настоящим испытанием.
Мой новый и такой красивый «Raleigh» оставался у меня очень недолго — вскоре я 
искорежил его и чуть не погиб сам. Это случилось во время одной из таких 
поездок по городу, когда я пытался угнаться за светофорами. Мне удалось 
проехать на зеленый свет пять светофоров подряд, но, когда я подъезжал к 
гигантскому перекрестку двух шестиполосных магистралей, зеленый свет сменился 
желтым.
Я решил проскочить — как проскакивал всегда… до этого случая.
Я уже пересек три полосы, когда загорелся красный. Пересекая четвертую полосу, 
я краем глаза увидел женщину в «Ford Bronco». Она меня не видела, поэтому 
нажала на газ — и врезалась в меня.
Я полетел головой вперед через дорогу. Шлема у меня не было. Я приземлился на 
голову и откатился к тротуару.
Я был один и к тому же без документов. Я попытался подняться. Но меня уже 
окружила толпа, и кто-то сказал: «Нет-нет, не шевелись!» Так я лежал и ждал 
«скорую помощь», а дама, сбившая меня, тряслась в истерике. Прибывшая машина 
«скорой помощи» отвезла меня в больницу. Я был в состоянии назвать номер 
домашнего телефона, и они позвонили матери, которая тоже впала в истерику. У 
меня диагностировали сотрясение мозга и наложили на голову и на ногу с зияющей 
раной несколько швов, а на вывихнутое колено — шину. Что же касается велосипеда,
 то он превратился в груду металлолома.
Я объяснил лечившему меня врачу, что готовлюсь к соревнованию по триатлону, 
которое должно пройти через шесть дней в Луисвилле. Доктор ответил: «И думать 
об этом нечего. Ты не сможешь ничем заниматься три недели. Ни бегать, ни даже 
ходить».
Больницу я покинул на следующий день, прихрамывая, морщась от боли и с горечью 
думая о предстоящем периоде бездействия. Но, посидев пару дней дома, я ужасно 
заскучал и пошел немного поиграть в гольф, несмотря на шину на ноге. Движение 
наполнило меня бодрящей энергией. Я снял шину с ноги. «Не так уж все и плохо»,
 — подумалось мне.
На четвертый день я уже забыл о происшествии. Самочувствие было отличное. Я 
записался на участие в соревновании и сообщил об этом матери:
— Я буду участвовать.
Она сказала лишь:
— Хорошо.
Я позвонил другу и попросил у него велосипед. Потом отправился в ванную и снял 
с ноги швы. На голове швы я решил оставить, поскольку они все равно будут 
прикрыты купальной шапочкой. Потом я прорезал дыры в обуви, чтобы не натирало