существенную роль в педагогической работе со спортсменами. Вовторых, мне 
хочется ответить на многочисленные вопросы любителей хоккея о принципах нашей 
совместной деятельности в сборной и, втретьих, удовлетворить любопытство тех, 
кто довольно часто спрашивает меня, не обидно ли мне «быть вторым тренером, 
если в сборной больше всего хоккеистов ЦСКА».
     Итак, с чего мы начали и как мы работаем?
     Мы хотели прежде всего понять, что у нас в работе не так, что не 
получается. Почему нас, каждого в свое время, отстраняли от работы со сборной 
СССР?
     В клубе, рассуждали мы, работа наша как будто приносит свои плоды. Во 
всяком случае, и ЦСКА и «Динамо» дали нашему хоккею немало игроков высокого 
класса, два эти клуба постоянно находятся в числе ведущих хоккейных коллективов 
страны.
     Я вспомнил свой нелегкий характер, свое неумение воспринимать даже 
правильную критику, если она кажется мне недружелюбной. Плохо, наверное, что я 
слишком решителен с теми игроками, которые пытаются поставить себя над командой.
 Но что поделаешь, если я до сегодняшнего дня убежден, что в современном спорте 
невозможно достичь значительных высот мастерства без соблюдения строжайшего 
спортивного режима, без поистине спартанского отношения к себе!
     Я воевал: воюю и буду воевать с такими хоккеистами даже в том случае, 
когда их удаление приносит заметный урон команде, когда без них, прославленных 
и умелых мастеров, команда начинает терять очки. Наверное, я чрезмерно крут, 
наверное, со мной трудно работать, сложно сработаться, наладить контакт.
     Но ведь Аркадий Иванович – спокойный, уравновешенный человек. Однако и его 
освобождали из сборной.
     Значит, дело не в наших характерах, не в их различии и непохожести.
     Гораздо печальнее то, что в нашей работе не было преемственности, 
творческого контакта, единства – и в отношении к хоккеистам и к нашим коллегам 
тренерам и в проведении той главной линии, которая определяла тактическое 
содержание нашего хоккея, особенности игры сборной команды Советского Союза. 
Начались поиски единой линии, которая могла бы принести какието плоды.
     Каждому казалось поначалу невозможным отступиться от исповедуемых 
принципов, от того, чему долгие годы молились как. безусловно, верному и не 
подлежащему обсуждению. Вот почему наиболее сложной представлялась нам задача 
отыскать, придумать, на худой конец, какуюто третью, обоих нас примиряющую и 
устраивающую линию.
     Мы условились на той, первой, встрече, что никогда не станем принимать 
никаких принципиальных решений до тех пор, пока с этим не согласимся оба. Лучше 
спорить до бесконечности, до тех пор, пока не будет выработано единое мнение, 
чем действовать вразнобой.
     Нам обоим было совершенно ясно, что необходимым условием успехов сборной 
является равное и ровное отношение ко всем игрокам независимо от их заслуг, 
званий и авторитета.
     Както спустя некоторое время я перечитывал книгу Константина Сергеевича 
Станиславского «Моя жизнь в искусстве». Меня очень обрадовало почти дословное в 
одном отношении совпадение нашего с Аркадием Ивановичем разговора с той 
основополагающей беседой, которую вели при первой встрече Константин Сергеевич 
и Владимир Иванович НемировичДанченко.
     Хочу привести выписку из этой беседы.
     «Вот вам актер А, – экзаменовали мы друг друга. – Считаете вы его 
талантливым?»
     «В высокой степени».
     «Возьмете вы его к себе в труппу?»
     «Нет».
     «Почему?»
     «Он приспособил себя к карьере, свой талант – к требованиям публики, свой 
характер – к капризам антрепренера, и всего себя – к театральной дешевке. Тот, 
кто отравлен таким ядом, не может исцелиться».
     «А что вы скажете про актрису Б?»
     «Хорошая актриса, но не для нашего дела».
     «Почему?»
     «Она не любит искусства, а только себя в искусстве».
     «А актриса В?»
     «Не годится – неисправимая каботинка». «А актер Г?»
     «На этого советую обратить ваше внимание».
     «Почему?»
     «У него есть свои идеалы, за которые он борется; он не мирится с 
существующим. Это человек идеи».
     «Я того же мнения и потому, с вашего позволения, заношу его в список 
кандидатов».
     Точно так же проходила и наша беседа. Хоккеист А – мастер высокого класса, 
но капризен, эгоистичен. Мастер Б – талантлив, но склонен ко всяким вольностям 
в отношении спортивного режима. Хоккеист В и талантлив, и старателен, и всегда 
ради общего успеха готов подчиниться интересам коллектива. Вот его мы и вносили 
в свой список кандидатов в сборную страны.
     Мы договорились с Аркадием Ивановичем, что включаем в сборную только тех 
хоккеистов, кто способен до конца отдавать себя команде, кто согласен 
подчиниться твердому курсу тренеров на строжайшую дисциплину, равную и 
обязательную для всех. Мы решительно отказываемся от самых крупных талантов, 
если они не сумеют перестроиться.