и камерами без окон, с насквозь простреливаемой площадкой 
для прогулок заключенных. Каморки, в которых мы жили по двое, были настолько 
крохотными, что если один человек заходил, то второму приходилось или выходить, 
или ложиться на нары – иначе не разойтись. Звукоизоляция практически 
отсутствовала: стоило Петрову в камере рядом чихнуть, как мой «сокамерник» 
Крутов говорил ему, не напрягая голоса, «будь здоров!». Ночами нас донимал 
страшный холод, приходилось спать под тремя одеялами. К тому же сну мешал 
надсадный вой вентиляционных моторов. Это напоминало пытку.
     Камеры располагались по окружности в два яруса, а внутри круга, на 
площадке, которую я несколькими строками выше назвал «холлом», был устроен 
импровизированный клуб нашей делегации. Вообщето это место предназначалось для 
надзирателей. Теперь здесь поставили несколько телевизоров, видеомагнитофон, 
киноустановку, проигрыватель. Здесь же с утра и до отбоя коротали время 
спортсмены, свободные от стартов и тренировок. Не в камерах же сидеть! Мы, 
хоккеисты, особенно в дни матчей, привыкли после обеда часполтора поспать – 
это своеобразная форма настройки на предстоящую борьбу. Но разве уснешь, когда 
за сталь^ ной дверью в трех метрах от тебя то крутят кино, то шумно чествуют 
чемпионов!…
     Транспортными и другими неурядицами, кажется, были возмущены все; во 
всяком случае, газеты (даже местные) писали о них гораздо больше, чем о 
соревнованиях. Единственными людьми, кого это не трогало, были… организаторы 
Олимпиады. Они вели себя так, будто подругому и быть не может, будто Игры 
проходят хорошо и все довольны. Похоже, большинство американцев, имеющих 
отношение к проведению Игр, не смогли или не захотели понять, отчего ими 
недовольны и чего от них хотят. Возможно, это чисто американская черта – 
полагать, что лучше сделанного тобой сделать уже нельзя, и упорно не считаться 
с мнением всего остального мира.
     Хозяева Игр80 и не думали скрывать того, что Олимпиада для них является 
прежде всего средством хорошенько заработать. Жители проявляли поразительное 
равнодушие к соревнованиям, зато их предприимчивость по части вздутия цен на 
все – от сувениров до мест в гостиницах – побила абсолютные рекорды. Это был 
грабеж среди бела дня. Завтрак в дешевеньком баре – 10 долларов, ночлег в 
плохоньком мотеле – 80 долларов. У видавших виды туристов волосы вставали 
дыбом: вот так гостеприимство!
     Ничего подобного не было ни в Саппоро, ни в Инсбруке.
     Нам не часто удавалось гулять по ЛейкПлэсиду. Точнее, всего раз или два, 
но и этого оказалось достаточно, чтобы ощутить дух спекуляции и наживы, 
царивший повсюду. Мэйнстрит – главная улочка поселка – напоминала в дни 
Олимпиады круглосуточную ярмарку: здесь денно и нощно шел торг. Бизнес делали 
почтенные джентльмены и совсем сопливые мальчишки. При этом они проявляли 
удивительную энергию и предприимчивость. Один парень на углу за четыре доллара 
продавал майки с надписью: «Я сумел выжить на Олимпиаде в ЛейкПлэсиде». 
Своеобразная, согласитесь, реакция на те организационные проблемы, которые так 
и не смогли решить устроители Игр.
     А вот еще сценка на Мэйнстрит. Посреди улицы суетится лохматый малый с 
пачкой ярких наклеек, на которых написано: «Никсона – в президенты».
     – Ты что, участвуешь в предвыборной кампании? – спрашиваем мы.
     – Нет, просто у меня завалялись эти наклейки девятилетней давности, и я 
подумал – почему бы их не толкнуть? Здесь все покупают. Может быть, и это 
пойдет…
     Вот такая была там, в ЛейкПлэсиде, атмосфера.
     Но в том, что случилось 22 февраля 1980 года, виноваты мы и только мы.
     Наша сборная прилетела в Штаты за неделю до зажжения олимпийского огня. В 
НьюЙорке состоялся спаррингматч между командами СССР и США. Счет встречи был 
достаточно, красноречив – 10:3. Американцы оказали нам тогда чисто 
символическое сопротивление. Силы были слишком неравны. Соперники смотрели на 
нас снизу вверх, не скрывая своего почтения. Мы для этих ребят были той 
командой, которая не раз побеждала отборных североамериканских профессионалов. 
Профессионалом мечтал стать каждый из них. Помню, вратарь Крейг все время ловил 
мой взгляд, а в ответ приветливо улыбался и раскланивался. Они тогда и не 
помышляли о победе. Вопрос был только в том, сколько шайб хозяева пропустят от 
именитых гостей. Пропустив десять, американцы очень огорчились: все же они были 
более высокого мнения о себе.
     Кто знал, что эта победа впоследствии сыграет с нами такую злую шутку! 
Лучше бы мы тогда проиграли…
     В матчах предварительного круга никто не мог испортить нам настроение. Мы 
легко разделались со всеми соперниками, а японцев разгромили «всухую» – 16:0. 
Сенсации произошли в других матчах. К примеру, кто бы мог предположить, что 
чехословацкие хоккеисты проиграют американцам! А именно так случилось вечером 
14 февраля. Счет 7:3 в пользу хозяев. Это был сюрприз олимпийского турнира, 
который означал, что хоккеистов США следует считать одними из главных 
претендентов на олимпийские награды. Первым серьезным препятствием для нас были 
финны, накануне обыгравшие канадцев со счетом 4:3. Откровенно говоря, вначале 
мы их не оченьто воспринимали как серьезных соперников. До этого финские 
хоккеисты уступили команде Польши и с трудом выиграли у Японии. Победа над 
канадцами вполне могла быть одним из тех эпизодических сюрпризов, которые почти 
всегда преподносят финны, вдруг подставляя ножку комулибо из лидеров. Но нет, 
дело обстояло совсем не так. Белоголубые сломя голову бросились на нас, словно 
никакого другого варианта, кроме победного, в их планах не предусматривалось. 
Пробелы в своем хоккейном образо