ушных боях, рассматривать ордена, медали. Еще 
тогда я глубоко осознал одну святую истину: мы все в неоплатном долгу у тех, 
кто отстоял свободу Родины.
     Есть у меня и еще одна причина относиться к полковнику В. А. Гелете с 
особой теплотой и благодарностью. Сугубо, так сказать, личного свойства. В 1972 
году он познакомил меня со своей соседкой, которая ровно через месяц стала моей 
женой.
     Василия Архиповича уже нет, он не дожил до моего прощального матча. Но я и 
сейчас, бывая в этом доме, захожу к его родным, вспоминаю этого прекрасного 
человека.
     Интересно, что мое отношение к болельщикам несколько изменилось, когда я, 
закончив вратарскую карьеру, сам сел на трибуне. Вопервых, мне пришлось… 
учиться болеть, то есть наблюдать за хоккейными матчами со стороны. Не 
удивляйтесь, именно учиться, потому что раньше я всегда видел игру либо из 
своих ворот, либо – это было редко – со скамейки запасных. Это разные вещи: 
быть участником, даже запасным, и быть зрителем.
     Впрочем, просто зрителем мне, повидимому, никогда не стать: все время по 
привычке анализирую действия игроков, особенно вратарей и защиты, вижу ошибки, 
думаю, как сам бы сыграл в тех или иных ситуациях. Страшно переживаю, когда на 
льду ЦСКА или сборная. С таких матчей ухожу больным, даже если наши побеждают с 
крупным счетом. Мне говорят: чего волноваться, смотри и радуйся, как другие. 
Пробовал – не могу. Во всяком случае, пока не могу.
     Сидя на трибуне, я, кстати, делаю для себя некоторые открытия. Раньше, к 
примеру, воспринимал шум зрителей как нечто однородное, безликое. Вслушиваться 
в какието отдельные голоса или выкрики я не мог, это исключалось абсолютно. 
Попросту говоря, я «выключал» все, что не относилось непосредственно к игре, 
все, в том числе и гул трибун. Теперь, когда я сам нахожусь в гуще зрителей, 
слышу их реплики, возгласы, мнения, лучше понимаю, насколько они разные – 
болельщики хоккея. По темпераменту разные, по культуре «боления», по видению 
игры. Да, да, из одного сектора два болельщика могут видеть два совершенно 
разных хоккея. Один впитывает в себя всю игру целиком, а переживая за свою 
любимую команду, не упустит случая порадоваться и удачной комбинации соперников,
 по достоинству и объективно оценить их меткие броски, грамотные действия в 
защите, азарт в атаке. Другой болельщик будто бы видит не весь хоккей, а только 
ту его часть, которая связана с игрой «его» клуба. У него словно шоры на глазах.
 Арбитр у такого болельщика всегда свистит только в пользу соперника, грубит 
только соперник, а весь хоккей сводится лишь к одному – победе его любимцев.
     Не по душе мне этот второй зритель. Надо уметь радоваться игре – ведь это 
именно игра и ничто другое. Когда мы в Канаде красиво обыгрывали хозяев, 
местные болельщики устраивали нам овации – они понимали толк в первоклассном 
хоккее и, как ни обидно было им за своих, отдавали должное мастерству гостей.
     В Москве болеть вообще, помоему, разучились. Бывает, трибуны переполнены, 
а тишина во время матча стоит такая, будто не хоккей пришли смотреть, а балет. 
Порядок порядком, и эмоции через край, конечно, не должны выплескиваться, но 
хоккеистам скучно играть, когда их не поддерживают.
     Самые лучшие болельщики это, без сомнения, дети. Вопервых, дети выгодно 
отличаются от взрослых тем, что сами играют в хоккей. Вовторых, и это главное, 
они видят смысл игры не в добыче какихто там очков, а прежде всего в 
проявлении мастерства, благородства, отваги и силы. Я всегда стараюсь поскорее 
ответить на письма, которые приходят от мальчишек. Знаю, как это для них важно.
     Болельщики… Сколько разных воспоминаний с вами связано!… Както мы 
встречались с воскресенским «Химиком». Счет был 3:2 в пользу армейцев, когда 
Вячеслав Фетисов с шайбой проехал за мои ворота и на какоето время остался там.
 Соперников поблизости не было, и я немного расслабился. Вдруг… Невероятно – 
шайба попадает прямо мне на ногу, а от нее влетает в ворота. За спиной 
вспыхивает красный фонарь. Публика шумит. Судья показывает на центр. Гол! У 
меня сердце упало. Как же так? Ни одного соперника рядом не было – не мог же 
Фетисов сам в свои ворота бросить! Оборачиваюсь: Фетисов как стоял с шайбой, 
так и стоит. Чудеса?… Оказывается, это болельщик «пошутил»: швырнул с третьего 
ряда трибуны шайбу и… забил мне гол. Его, конечно, не засчитали.
     Однажды газета «Комсомольская правда» попросила своих читателей 
высказаться по поводу самых известных советских спортсменов, выразить мнение об 
их мастерстве, характере. Редакция познакомила меня с теми письмами, которые 
начинались со слов: «Мой любимый спортсмен Владислав Третьяк». Их было много, и 
они действительно напоминали признание в любви. Мне тогда было лет двадцать 
пять, и, слава богу, хватило ума не утонуть в этом потоке похвал, отнестись к 
ним как к авансу, выданному в счет будущих успехов.
     Глубоко уважаю истинных ценителей и знатоков спорта. Без них нельзя 
представить себе наш хоккей. Мне рассказывали, что, когда в Праге проходил 
решающий матч первенства мира и Европы 1978 года, в московских аэропортах были 
задержаны вылеты нескольких рейсов: все пассажиры столпились у телевизоров, и 
никакие объявления, призывы, уговоры не могли заставить их пройти на посадку. 
Два года подряд до этого – в Польше и Австрии – мы проигрывали чемпионат. Нас 
крепко поругивали тогда, но главным было другое: в нас верили. А когда в тебя 
верят, горы можно свернуть.
     
Тихонов
     
     Не скрою, мы сначала настороженно отнеслись к своему новому тренеру. Но, 
присмотревшись, скоро поняли, что за этим человеком можно идти в огонь и в воду.

     Судьба Виктора Васильев