аешь продолжать учебу или нет?
     – Хотелось бы, – ответил я, но, видимо, мои слова прозвучали не очень 
твердо, потому что наш комсорг тут же взялся за мое воспитание.
     – Ты никогда но сможешь стать хорошим хоккеистом, если не будешь постоянно 
расширять свой кругозор, – энергично говорил он. – Если ты остановишься в своем 
интеллектуальном развитии, если круг твоих интересов сузится до размеров шайбы, 
то неизбежно перестанет расти твое спортивное мастерство. Имей в виду, у нас в 
ЦСКА все учатся – кто в вузах, кто в техникумах.
     – Я тоже хочу учиться. Только вот не знаю, справлюсь ли. И хоккей, и 
институт…
     – Справишься, – заверил меня комсорг. – Да и мы рядом. Поможем.
     Той же осенью я успешно сдал приемные экзамены на заочное отделение 
института физической культуры, а через пять лет успешно закончил его.
     Игорь Ромишевский был прав, говоря о том, что сегодняшний большой спорт 
немыслим без интеллекта, без глубоких, разносторонних знаний. Кстати, сам он 
закончил хоккейную карьеру в нашем клубе, защитил диссертацию на степень 
кандидата технических наук, заведовал кафедрой. Другой прославленный хоккеист, 
Вячеслав Старшинов, стал кандидатом педагогических наук. Владимир Юрзинов – 
один из тренеров сборной, а в прошлом ее игрок и комсорг – успешно закончил 
факультет журналистики Московского университета и институт физкультуры. Таких 
примеров немало.
     Конечно, учиться мне было нелегко. После тренировок устанешь, случалось, 
так, что книжки из рук валятся. Но пересиливаешь себя: черный кофе, холодный 
душ – и за учебники.
     Уроки, уроки… Наблюдая изо дня в день за своими старшими товарищами, я 
старался перенять у них безоглядную, самозабвенную любовь к хоккею, привычку 
трудиться до седьмого пота.
     Даже просто находиться в одной раздевалке со взрослыми мастерами ЦСКА было 
для меня радостью, я испытывал ощущение праздника, своей причастности к чемуто 
волнующему, большому. По ночам я, бывало, просыпался и думал: скорее бы утро – 
снова оказаться рядом с новыми товарищами, снова окунуться в атмосферу 
праздника. Очень долго не проходило это ощущение.
     Великий труженик хоккея Анатолий Фирсов был для меня примером отношения к 
тренировке. Никто не работал больше него. Он весь состоял из упругих мышц. А 
каким неудержимо яростным Фирсов был в игре! Выходил он на площадку, и трибуны 
сразу начинали гудеть в предвкушении гола. Фирсовского «щелчка» смертельно 
боялись вратари. Шайбу он посылал с такой силой и скоростью, что уследить за 
ней было невозможно. Мы особенно ценили Анатолия за то, что в трудные минуты он 
умел повести за собой команду, сплотить ребят. Он был капитаном ЦСКА, играющим 
тренером. Как жаль, что не удалось ему встретиться на льду с канадскими 
профессионалами… Какая бы захватывающая это была дуэль – Фирсов против 
Эспозито! В 1972 году Анатолий, по моему мнению, вполне заслужил включения в 
сборную СССР – он тогда играл великолепно, а в начале года стал трехкратным 
олимпийским чемпионом, но, увы, сложилось так, что за океан Фирсов не поехал…
     Свои первые шаги в спорте Анатолий делал как игрок хоккея с мячом в 
команде завода «Красный богатырь». Было ему тогда 12 лет. Затем играл в 
московском «Спартаке», а в 1961 году пришел в ЦСКА, где под опекой А. В. 
Тарасова и расцвел его необыкновенный талант. Вот как сам Тарасов говорил о 
достоинствах этого великого форварда 60х годов: «В игре Анатолия поражает 
скорость. Прежде всего скорость мысли. Порой мне кажется, что игра Фирсова 
состоит из непрерывного ряда озарений: в горячей напряженной обстановке, 
мгновенно ориентируясь, он находит самые неожиданные решения. Второе – это 
скорость исполнения того или иного технического приема, паса, обводки. И третье 
– скорость бега. Три скорости, взятые вместе и перемноженные.
     Он первым в нашем хоккее освоил новый финт „конекклюшка“. В ходе игры 
охотно принимал жесткую борьбу. И дело, конечно, не только в одной его 
одаренности. Успехи Фирсова объясняются его жадностью к хоккею, от него чаще 
всего я слышал просьбу позаниматься с его звеном дополнительно. У него даже 
дома есть штанга, и надо сказать, что у штанги не бывает выходных дней».
     На чемпионате мира 1971 года в Швейцарии Анатолий сильно простудился и 
слег с температурой 39 градусов. А дела складывались так, что нашей команде 
обязательно требовалась победа в очередном матче. Фирсов сумел убедить врача в 
том, что он уже вполне здоров, и вышел на площадку. Виданное ли дело – играть с 
такой температурой? А он играл! Не о себе думал – об интересах команды.
     Допускаю, что ктото, прочитав это, скривится: стоит ли, дескать, так 
рисковать своим здоровьем ради спортивного успеха? Вопрос спорный, и 
однозначного ответа на него нет. Но вот что для меня абсолютно ясно: Фирсов в 
любой ситуации поступит так же – он думает вначале не о себе, а о своих 
товарищах, он человек коллективный, ради других людей он готов на все. А так 
жить и нужно – уж этото бесспорно.
     У меня иногда спрашивали: «И как это тебе удается быть таким покладистым 
парнем? Вечно ты улыбаешься, ко всем добр… Откуда это идет?» Все оттуда же – из 
тарасовской школы. Да и чего тут удивляться, если я веду себя нормально, 
почеловечески? Разве популярность и награды дают комунибудь основание на то, 
чтобы быть высокомерным, капризным и считать, что тебе все дозволено? Напротив, 
слава обязывает меня тщательно взвешивать каждый свой поступок, каждое 
сказанное слово. Она как увеличительное стекло, которое позволяет людям 
рассматривать тебя с ног до головы. Будь начеку!
     Порой с горечью видишь такую картину. Идет известный спортсмен к автобусу 
после матча, а к нему, набравши