ь храбрости, со всех сторон с мольбой тянутся 
мальчишки:
     – Дайте, пожалуйста, автограф.
     Но наш спортсмен, едва замечая их, сквозь зубы цедит:
     – Отстаньте.
     Но это же абсурд! Для кого же ты играешь в хоккей, как не для наших 
мальчишек? II для кого ты побеждаешь, как не для них? Мы воспитываем ребят 
своим хоккеем. Они видят в чемпионах кумиров и хотят быть похожими на нас. А 
тут «отстаньте». Для мальчишек – катастрофа, горе. Во что же ему верить теперь? 
В кого?
     Увы, есть такие спортсмены.
     Про себя скажу: я всегда стараюсь быть доброжелательным к людям. Не 
изменяю своему стилю даже в крайних случаях.
     …Прошло некоторое время, и ко мне пристало другое прозвище – «Дзурилла». 
Наверное, потому, что у меня и у блиставшего тогда чехословацкого вратаря были 
похожие имена – Владислав, Владо. Я ничего против не имел, моему самолюбию даже 
льстило, что армейцы хоть и косвенно, но ставят меня рядом с великим голкипером.
 Первым вратарем ЦСКА тогда был Коля Толстиков, и «Дзурилла» с удовольствием 
носил не только свою, но и его клюшку. Коля меня многому научил. Ученик же в 
итоге оказался «неблагодарным» – вытеснил коллегу с первых ролей.
     До сих пор у меня осталось какоето чувство вины перед Колей, перед 
Лапшенковым, перед Адониным я невольно загораживал им дорогу наверх. 
Психологически им было трудно заставить себя работать в полную силу, зная, что 
Третьяк почти наверняка останется первым вратарем. Хотя если объективно 
рассуждать, то какая тут вина? Разве стал бы я мешать, если бы ктото вдруг 
заиграл лучше меня?…
     Я уже был первым вратарем ЦСКА, а Колину клюшку все равно носил, и никто 
этому у нас не удивлялся. В армейском коллективе привыкли уважать всех, кто 
старше.
     За эти годы у меня в клубе и в сборной было много товарищей вратарей, и 
каждый меня чемуто научил.
     В 1971м в Швейцарии состоялось мое «утверждение на должность» основного 
голкипера сборной СССР. Приехал я на предварительные игры чемпионата мира в 
Берн вторым номером, а уезжал из Женевы две недели спустя первым.
     До сих пор храню в памяти ощущение силы, свежести, уверенности, которое не 
покидало меня весь тот сезон. Все получалось! В чемпионате страны, в 
неофициальных международных матчах, в главных турнирах – везде… Вот был сезон!
     В конце декабря меня взяли в составе взрослой сборной за океан, а юниоры 
отправились на европейское первенство в Женеву. Вратарем у них был спартаковец 
Виктор Криволапов. Неожиданные обстоятельства потребовали от Виктора срочно 
вернуться домой. Руководители хоккея решили, что заменить его должен я.
     31 декабря я прилетел из Северной Америки в Москву, 1 января отправился в 
Женеву, а 2го вышел на лед.
     Помню вытянутые от удивления, ошеломленные лица чехословацких юниоров, 
когда они увидели меня в столовой: «Вот так сюрприз!» А я про себя подумал: 
«Фора за нами!»
     За команду юниоров тогда играли Лебедев, Анисин, Бодунов, тренером команды 
был Н. Эпштейн.
     До этого я трижды участвовал в молодежных чемпионатах континента: в 1967 
году мы заняли второе место, а затем привозили на родину только «золото». Не 
стал исключением и женевский турнир.
     А спустя два с половиной месяца – снова Альпы, опять знакомые, уютные 
катки. Основным вратарем был, как и прежде, Виктор Коноваленко. Однако в тот 
раз у него не заладилась, не пошла игра. Кстати, оба матча с нашими главными 
соперниками – чехословацкими хоккеистами – тогда сложились неудачно: первый 
завершился вничью (3:3), а второй сборная СССР проиграла (2:5). Мне доверили 
матч с финнами (10:1) и с ФРГ (12:2).
     И вот настал черед решающих поединков. Тарасов меня предупреждает: «Будешь 
играть с американцами».
     А я бы рад, да не могу: накануне простудился, температура поднялась почти 
до 40 градусов. Играть больным в воротах – не всегда подвиг. Можно и подвести 
команду: пропустил шайбу, вторую, и ситуацию, глядишь, уже не исправить.
     Ох, и отругал меня тогда тренер! Следить за своим здоровьем, тщательнейшим 
образом беречь его – это тоже долг спортсмена, непременное условие его жизни – 
такова в нескольких словах суть той тарасовской гневной речи. «Кстати, 
профессионалов за такие вот болезни (если доказана оплошность спортсмена, его 
вина) беспощадно штрафуют», – добавил он.
     Но что там тренерский гнев… Я и без того переживал, глаза поднять боялся.
     Наконец наступает кульминационный момент – матч со шведами. Надо было 
обязательно побеждать. Выиграем – мы чемпионы мира, уступим – главный приз 
уедет в Прагу. Я к тому дню уже почти поправился. И накануне матча Тарасов меня 
предупреждает:
     – Завтра будешь играть.
     Честное слово, всю ночь не сомкнул глаз. Казалось, решается судьба. 
Сегодня или никогда. Но более всего страшила перспектива подвести товарищей, не 
оправдать надежд тренеров. Мне еще не исполнилось и 19 лет…
     По правде сказать, шведы тогда выше третьего места подняться уже не могли. 
Перед матчем они даже не вышли на «раскатку». Но в психологическом плане 
преимуществом владели наши соперники. Они могли себе позволить играть свободно, 
без оглядки, на их плечи не давил груз огромной ответственности.
     Мы сначала повели в счете – 2:0, и работы