прекрасную карьеру», ко в то же время отец не пожалел сил и объяснил мне многие 
житейские истины. Он говорил о необходимости приспосабливаться к новой 
обстановке, об ответственности Пайлоса за воспитание всесторонне развитых 
хоккеистов, а больше всего о том, что я сам должен решить, как мне быть дальше. 
Позднее я услышал поговорку, что «мудрый бамбук всегда гнется по ветру». Она 
точно отражает решение, которое я тогда принял.
     Я снова начал тренироваться, но меня ожидал холодный прием. Руди Пайлос и 
слышать не хотел, чтобы ставить меня на игры. Тогда я решил прибегнуть к помощи 
супругов Лиари – известных на весь СентКатаринс поклонников хоккея и моих 
искренних друзей. Господин Лиари без труда разгадал, что упрямство было 
проявлено с обеих сторон, и организовал мне встречу с Пайлосом. Я принес свои 
извинения и был возвращен в команду, причем получил место центрального 
нападающего.
     Описывая этот случай, один журналист выразил его суть словами «смиренное 
покаяние сердитого буки». С этим я не согласен. Каждый может совершить ошибку. 
Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Нередко трудно заставить себя 
чистосердечно признать, что ты не прав, и извиниться. Но как зачастую извинение 
облегчает жизнь!
     Раз уж мы говорим об этом случае, могу признаться, что в то время должного 
урока я из него не извлек. Правда, я и не считал, что одержал какуюто победу, 
и у меня в мыслях не было – в этом я абсолютно уверен, – что я разбираюсь в 
хоккее больше, чем мой тренер. Просто мне хотелось играть, и манеры игры я не 
изменил.
     Вернулся я в Пойнт Энн не без чувства удовлетворения, предвкушая к тому же 
очередной игровой сезон в СентКатаринсе, от которого меня отделяли летние 
месяцы тяжелой физической работы. Но все произошло иначе.
     Летом я получил письмо от Бобби Вильсона, в котором он сообщал мне, что 
осенью в СентКатаринс приезжает для тренировок «Чикаго Блэк Хокс», и предлагал 
мне попробовать свои силы с прицелом на эту команду. Мне было тогда 
восемнадцать лет, и, на мой взгляд, я совсем еще не созрел для Национальной 
хоккейной лиги. Я старался больше об этом не думать, но моя мать усомнилась в 
мудрости такого решения, заявив авторитетно: «Ты можешь попасть в эту команду».
     Такого же мнения придерживались Бобби Вильсон и другой вербовщик «Чикаго 
Блэк Хокс» – Фрэнк Эддолз, что они мне и высказали, когда мы увиделись летом. Я 
же попрежнему считал, что они, должно быть, спятили с ума, и занимался своим 
делом – рубил дрова и скирдовал сено. Но мать от меня не отставала. Не то чтобы 
она меня пилила – это за ней вообще не водится, – а просто она пыталась внушить 
мне, что я ничего никогда не достигну, если не буду прилагать усилия, и что, 
даже если я останусь малозаметным игроком в профессиональной команде, 
разочарование будет не смертельным. Уговоры матери взяли верх, и я решил 
попытать счастья.
     Начались занятия в школе. И я снова играл в американский футбол за местный 
колледж, попрежнему будучи в неведении, насколько реально я мог рассчитывать 
быть принятым в «Чикаго Блэк Хокс».
     Однажды, когда я вернулся домой после очередного футбольного матча, я 
нашел записку от Бобби Вильсона с просьбой позвонить ему. Предстоял 
товарищеский матч с командой «НьюЙорк Рейнджерс», и я был включен в играющий 
состав «Чикаго Блэк Хокс».
     Эдит Кристи, хозяйка дома, где я снимал комнату, отказалась выпустить меня 
из дому, пока я чтонибудь не перекушу. И это «чтонибудь» вылилось в большой 
кусок вырезки, поданной с обильным гарниром, то есть не совсем в то, что 
рекомендуется хоккеисту за два часа до игры.
     Так я попал в Национальную хоккейную лигу. В тот вечер счастье мое было 
беспредельно, и в ходе игры мне удалось дважды поразить ворота ньюйоркцев, 
которые защищал Гамп Уорсли.8 В тот вечер я стал членом клуба «Чикаго Блэк 
Хокс». И это в моито годы! Кстати, за всю историю существования Национальной 
хоккейной лиги в ее ряды удалось вступить только одному счастливчику, который 
был моложе меня.
     Справедливости ради, я должен сказать здесь прямо, что мой первый гол в 
календарных играх Национальной хоккейной лиги был результатом чистой 
случайности. Мы играли в Чикаго против «Бостон Бруинз». В воротах у бостонцев 
стоял Гарри Ламли.9 В один из напряженных моментов игры у ворот наших 
соперников завязалась борьба за шайбу. Я както быстро повернулся, упал на 
шайбу и… протолкнул ее прямо в ворота. Начало, разумеется, не впечатляющее, но 
надо сказать, что и все мое пребывание в Национальной хоккейной лиге в первый 
год мало чем впечатляло как моих тренеров, так и меня самого.
     Я играл центрального нападающего в одной тройке с Эриком Нестеренко.10 и 
Роном Мэрфи11 И хотя теперь уже было труднее беспрепятственно носиться с шайбой 
по льду, мне попрежнему удавалось держать шайбу слишком часто и слишком долго. 
Прошла еще пара лет, прежде чем я понял истинный смысл паса.
     За два года, что я играл за СентКатаринс, я часто встречался на поле с 
Фрэнком Маховличем,12 который выступал за СентМихаэлс. К концу сезона 1956/57 
года Фрэнк перешел в «Торонто Мэйпл Лифс», где успел сыграть всего лишь в трех 
встречах, что не лишило его, однако, права быть в числе претендентов на Приз 
Колдера13 по результатам сезона 1957/58 года, того самого года, когда я связал 
свою судьбу с «Чикаго Блэк Хокс». Забив за сезон двадцать голов, Маховлич 
завоевал этот приз. На моём счету было тринадцать шайб.
     В чемпионате того памятного сезона наша команда «Чикаго Блэк Хокс» заняла 
пятое место, однако во все последующие годы мы непременно попадали в финальную 
пульку. Здесь мне припоминается смехотворная выдумка спортивных журналистов, и