– У вас изменились отношения со Станиславом Жуком после того, как от него к вам 
перешли Ирина Роднина и Александр Зайцев?

– Конечно. Тот уход ведь был не рядовым. Вопрос решался на уровне спортивного 
министра и министра обороны. Ушли-то они от знаменитого на весь мир мэтра – к 
девчонке. Мне было двадцать пять лет, и я до последнего момента не подозревала 
о планах ребят. Ко мне их привел Саша Горелик и даже не в эту квартиру – в 
родительскую. Стас, царство ему небесное, очень рано ушел из жизни. Хотя 
последние годы у него не получалось сделать результат. Возможно, сам делал 
что-то не так и репутация дурацкая была, но мастером он был выдающимся. Я 
всегда очень уважительно относилась к профессии тренера. Сама очень много 
перестрадала и хорошо понимаю, какая тяжесть просто работать. Что касается 
отношений, то на высшем уровне они между тренерами всегда слегка натянуты.

– Почему? Вам ведь, например, совершенно нечего делить с Москвиной.

– А хоть бы и было что делить. К Москвиной я отношусь особенно. Это – часть 
моей биографии. Мы всегда были в хороших и ровных отношениях, и ей я могу 
сказать то, чего не скажу никому другому, – будь то минуты радости, отчаяния 
или каких-то сомнений. И не только потому, что мне нравится ее работа и ее 
ученики.

– Вы как-то сказали: «От Тамары я никогда не взяла бы фигуриста».

– Да. Я отдаю себе отчет, сколько Тамара сделала для развития парного катания. 
Она сделала в нем революцию – открыла совершенно новый уровень. Одушевила его. 
Когда-то это было – во времена Белоусовой и Протопопова. Но Москвина сделала 
это на совершенно ином витке истории, где появились такие сложные элементы, 
которые практически невозможно сочетать с умением выразить музыку, создать 
образ.

– Когда к вам от Виктора Кудрявцева ушел Илья Кулик, со стороны складывалось 
впечатление, что отношения между вами и бывшим тренером фигуриста резко 
похолодели.

– Неправда. Мы же продолжали тренироваться на льду у Кудрявцева, и он сам меня 
пригласил. А это – показатель. Другое дело, что ему говорили окружающие. Когда 
уходит ученик – это больно и тяжело. Я это знаю. Но в этом случае тренер всегда 
тоже виноват. Значит, сам сделал какую-то ошибку. Думаю, понимал это и Виктор. 
Во всяком случае, наши отношения, которые складывались годами, оказались выше 
того, взяла я Кулика или не взяла.

– А какие отношения были у вас с Натальей Дубовой?

– Никаких. Я до сих пор считаю, что когда Климову и Пономаренко на российских 
соревнованиях в Москве вывели вперед Наташи Бестемьяновой и Андрея Букина, это 
было преждевременно и несправедливо. В этом активно участвовала наша федерация, 
которая никогда меня не любила, но я никогда не пойму тренера, который 
неправомочно пользуется такими методами. Тренер не имеет права обещать 
спортсмену незаслуженные победы.


Когда же Климова и Пономаренко перешли ко мне, наши с Дубовой отношения 
ухудшились исключительно на почве ревности. Более преданных Дубовой людей, чем 
Марина и Сергей, трудно себе представить. Но она сама вынудила ребят уйти. А я 
просто сделала с ними ту работу, которую должна была сделать Дубова.

– Но разве в танцах незаслуженные победы – редкость?

– 
Разное случается. Но никогда олимпийские чемпионы не были ненастоящими.

– Неужели вы думали точно так же в восьмидесятом году, когда на Играх в 
Лейк-Плэсиде ваши Ирина Моисеева и Андрей Миненков проиграли Линичук и 
Карпоносову?

– Сложный вопрос. Моисеева и Миненков были слишком далеко в обязательных танцах.
 А танцы – это троеборье. Венгры не могли выиграть у советской пары. Класс был 
не тот.

– Но стали же они чемпионами мира через год.

– 
Да. За выслугу лет.

– В те времена, помню, многих очень волновал вопрос ваших отношений с Еленой 
Чайковской. Иногда складывалось впечатление, что вы даже не разговариваете.

– Это как раз нормально. Многие тренеры на соревнованиях как бы отделяются от 
действительности, от тех, кто стоит рядом, и полностью сосредотачиваются на