(что, безусловно, временно), зато независимая(что, хочется верить, надолго), а 
главное – японимала, что по-настоящему для меня важно только то, как относятся 
и будут относиться к моей работе тренеры и спортсмены. Ведь даже несмотря на 
внушительное, красной кожи редакционное удостоверение с торжественным словом 
«обозреватель» на внутренней стороне и официальным вроде бы правом влезать в 
чужие жизни с самыми бестолковыми вопросами, я прекрасно отдавала себе отчет, 
что в глубине души отождествляю себя именно со спортивной публикой. Слишком 
много лет варилась в том же котле, что и они.
Колоссальную роль в моем отношении к профессии журналиста сыграл отец. Он был 
выдающимся тренером, десять лет возглавлял сборную СССР по плаванию. Был жутко 
расстроен, что меня ни в каком виде не привлекает профессия, которой они с 
мамой отдали всю свою жизнь, но когда все же смирился с моим выбором, сказал:
– Запомни: журналист – профессия обслуги. Если ты поймешь это сейчас, тебе 
будет гораздо легче переносить чужой психоз, нервные срывы, незаслуженные обиды 
– все, что выплескивается из человека в тот момент, когда он проигрывает, 
получает травму, теряет смысл жизни. На это ни в коем случае нельзя обижаться. 
Потому что большой спорт – это такая концентрация всего человеческого существа, 
какой не встретишь ни в одной другой профессии.
Последнее я понимала и без него. И тем не менее все сказанное восприняла без 
обсуждений – как аксиому.
Дальнейшие правила поведения складывались автоматически, по мере того как 
набирался опыт: не лезть к спортсменам с вопросами до выступления; не требовать 
к себе внимания и не грузить людей своими проблемами; не задавать вопросов, 
ответы на которые можно без труда найти в любом официальном справочнике; не 
опаздывать на интервью, равно как и не затягивать его сверх условленного 
времени; не нарушать договоренностей частного порядка; уметь признавать свои 
ошибки и прощать – чужие; а главное – быть готовой аргументировать любое, пусть 
даже обидное для кого-то, собственное мнение, если уж оно высказано в газете.
Была ли я при этом болельщиком? И да, и нет. С одной стороны, я влюблялась во 
всех героев, с которыми сталкивала меня профессия. С другой – с самого начала 
отдавала себе отчет в том, что выигрывает всегда кто-то один. И это само по 
себе трагедия для проигравшего. К тому же в фигурном катании по тем временам 
триумф порой отделял от трагедии один-единственный (зачастую – проплаченный) 
судейский голос. Или – негласный приказ. Но принять чью-то сторону в любом 
случае означало стать противником для многих других, тем более что за каждым 
фигуристом всегда стояла целая команда.
* * *
Конфликт с Натальей Линичук случился именно по этой причине и стал в моей 
карьере единственным по-настоящему «долгоиграющим».
Линичук была одним из тренеров, с кем у меня сложились прекрасные отношения с 
первого же дня знакомства в 1991-м. Наташа работала фанатично, до изнеможения 
на льду московского Дворца спорта «Олимпийский», однако все лучшие ученики один 
за другим оказывались в чужих группах. Помню свой бестактный вопрос в интервью: 
«Почему от вас уходят?» (Имелись в виду победители юниорских мировых первенств 
Ярослава Нечаева, Юрий Чесниченко, Оксана Грищук.) И ответ Линичук: «Это же 
легко объяснимо. Что я могу предложить своим спортсменам кроме адовой работы? А 
им в это же время со всех сторон говорят, что, мол, если они перейдут к тренеру 
с мировым именем, то через год с гораздо меньшими затратами сил и нервов станут 
ездить на чемпионаты Европы и мира».
Все изменилось в 1992-м. Когда после Олимпийских игр в Альбервилле уехала в США 
Наталья Дубова.
Впрочем, здесь необходим краткий экскурс в историю.
Политику и моду на льду и за кулисами в танцах на олимпийском уровне долгое 
время определяли всего два тренера – Елена Чайковская и Татьяна Тарасова.
Вне конкуренции среди российских танцоров, пожалуй, всегда были лишь подопечные 
Чайковской Людмила Пахомова и Александр Горшков. Зато вторая пара этого тренера 
– Линичук и Карпоносов бились с тарасовскими Ириной Моисеевой и Андреем 
Миненковым не на жизнь, а на смерть. Под конец своей карьеры Моисеева – 
Миненков ушли к совсем тогда молодой Наталье Дубовой. И хотя чемпионами у нее 
они так и не стали, именно с ними Дубова вошла в число избранных.
Танцевальный олимпийский турнир-1988 впервые стал золотым для Тарасовой. Но за 
чемпионами – Натальей Бестемьяновой и Андреем Букиным – ждали своей очереди 
дубовские Марина Климова – Сергей Пономаренко и Усова – Жулин.
К началу 1990-х Чайковская отошла от спорта – занялась созданием детского 
ледового балета, второй гигант танцевального тренерского цеха – Татьяна 
Тарасова – с головой ушла в свой театр, а вот Дубова в гордом одиночестве вышла 
на пик влияния. У нее продолжали кататься чемпионы мира Марина Климова и Сергей 
Пономаренко, в спину им дышали Майя Усова и Александр Жулин и к ней же – от 
Линичук – ушла совсем юная Оксана Грищук и встала в пару с Евгением Платовым.
Идиллия длилась недолго. Когда в одном пространстве собрано столько танцоров, 
тренер просто вынужден сделать ставку на конкретный дуэт. Дубова поставила на 
Усову с Жулиным. И Климова с Пономаренко немедленно стали искать новое 
пристанище.
Через год, в феврале 1992-го, они стали олимпийскими чемпионами под 
руководством Светланы Алексеевой и выступающей в роли консультанта (а на самом 
деле – тяжелой артиллерии во всех смыслах этого слова) Татьяны Тарасовой, 
которая специально ради этого на год вернулась в спорт, а затем снова 
переключилась наледово-театральную деятельность. А Дубова с оставшимися 
учениками отправилась зализывать моральные раны в гораздо более комфортабельный 
с точки зрения условий и оплаты тренерского труда Лейк-Плэсид, предварительно