французской газеты «L`Equipe» и в разговоре спросила, пишут ли во Франции о 
Белоусовой и Протопопове, об их намерении приехать в Нагано. Он безразлично 
удивился: «О чем здесь писать? О двух выживших из ума стариках?» – и перевел 
разговор на другую тему.
Ответ меня резанул. В этот момент я очень хорошо поняла, почему не могу 
относиться к фигуристам, которых знаю лишь шапочно, с таким же равнодушием: для 
меня они всегда останутся своими – русскими. Их можно воспринимать по-разному, 
но нельзя – никак. Потому что своим катанием на льду Белоусова и Протопопов 
много лет создавали славу России. Стране, которую, увы, не очень любили. А в 
сытой и уютной Швейцарии легендарные фигуристы не нужны никому. Там они всегда 
будут чужими. И всегда – русскими.
Впрочем, об этом они знают сами. Иначе как объяснить слова Протопопова, 
сказанные в Лозанне:
– Когда мы умрем, в Швейцарии скажут: «Не стало русских олимпийских чемпионов»…



Глава 5
История любви

Они были самой красивой парой… Необыкновенной – пожалуй, так будет точнее. 
Все-таки понятие красоты у всех разное, и даже когда Катя Гордеева и Сергей 
Гриньков выступали на любительском льду, выигрывали Олимпиады, чемпионаты мира 
и огромное количество прочих турниров, всегда находились такие, кто болел не за 
них, а за их соперников.
Но это – другое. Уникальность Гордеевой и Гринькова заключалась, пожалуй, не в 
умении побеждать. А в пронзительной искренности того, что они делали на льду 
всю свою совместную жизнь, оборвавшуюся 20 ноября 1995 года.
Последними словами Сергея, которые слышала только Катя, упавшая вместе с ним на 
лед катка в Лейк-Плэсиде с так и незаконченной поддержки, были: «Мне очень 
плохо…»
В Лейк-Плэсиде Гордеева и Гриньков готовились к традиционным гастролям в 
составе профессионального шоу «Stars on Ice» («Звезды на льду»), откуда в 
1993-м они уходили в любительский спорт и куда вернулись спустя год, став 
чемпионами Олимпийских игр в Лиллехаммере.
Помню, меньше чем за год до тех Игр, во время очередного и, как всегда, очень 
кратковременного заезда фигуристов в Москву мы договорились встретиться, но на 
интервью приехал только Сергей: Катя осталась дома с маленькой Дашей. И все мои 
вопросы о возвращении в любительский спорт, о приближающихся Играх Гриньков 
неизменно уводил в сторону: снова и снова начинал рассказывать о жене.
Даже на мое сказанное мимоходом:
– Что же вы, живя в Америке, язык до сих пор не выучили? – совершенно серьезно 
заметил:
– У меня же Катюша замечательно по-английски говорит. А без нее я нигде не 
бываю. Выучить язык еще успею.
Друг для друга Сергей и Катя были всем. Маленький, обособленный от окружающих 
островок абсолютного счастья. Проблемы, заботы, неприятности – все это было 
внутри. А внешне – баловни судьбы: успех, слава, очаровательная дочка, дом – 
полная чаша, любовь… Кто же знал, что судьба потребует столь высокой платы? Как 
только Сергея не стало, трудно было не понять, что уже никогда не будет и той 
Кати, которая двадцать из своих двадцати четырех лет была рядом с ним. Потому 
что нельзя прорасти в человека всем своим существом и не умереть, если умер он.
«Нет счастья больше для спортивного журналиста, чем видеть победу друга и 
писать о ней. И нет горя горше, чем сердцем чувствовать приближение неудачи 
того, кто тебе дорог, и не иметь права отвести взгляд», – сказал как-то очень 
хороший журналист Станислав Токарев.
Сильнее всего цинизм профессии осознаешь только тогда, когда приходится в 
последний раз перебирать архив, откладывая в сторону снимки для некролога. 
Живые снимки. Вот первая Олимпиада в Калгари, вот вторая – в Лиллехаммере. 
Гордеева и Гриньков еще не чемпионы, Сергей сделал несколько ошибок в короткой 
программе («В какой-то момент я почувствовал, что от напряжения не стою на 
ногах и просто-напросто вцепился в Катюшу»). Но уже через день они снова были 
лучше всех: разве могли они подвести друг друга? Вот еще одна фотография: 
Сергей и Катя на ступеньках обтрепанного осенним ветром ЦСКА. Сгусток 
ослепительного счастья…
Тогда, после интервью, Сергей так торопился домой, что оставил у меня 
видеокассету, снятую собственноручно на катке в США. Его рукой на коробке было 
написано: «Катя и Даша. Stars on Ice». На пленке – самое дорогое, что у него 
было: жена и дочь. Когда же, возвращая кассету, я посетовала, что семейного 
снимка в нашем редакционном архиве до сих пор нет, пообещал: «Обязательно 
привезу и подарю». И тоже не успел.
Информационные агентства сообщили коротко: остановилось сердце. За несколько 
лет до этого так же неожиданно от остановки сердца умер замечательный прыгун в 
воду Давид Амбарцумян. А мы, тренировавшиеся с ним, только тогда вспомнили, как 
часто, стоя на вышке, Давид растирал ладонью левую сторону груди, словно 
старался прогнать засевшую где-то глубоко занозу. Он никогда не жаловался: у 
кого из спортсменов не болят мышцы, суставы?
Гринькова мучили боли в спине. Иногда до такой степени, что приходилось по ходу 
профессиональных гастролей отказываться от выступлений. Он и сам наверняка не 
знал, что за этой ставшей уже привычной болью может скрываться другая. И как