и падает в эту бадью.
В Москве отец бывает два-три раза в неделю. Летом и зимой живет на даче. И 
друзья к нему туда приезжают. И пишет он там. Пишет постоянно и очень много. 
Все на даче сделано его руками — от вешалки до самого дома.
Он до всего доходил сам. Образования у него институтского не было. Отцу долго 
не разрешали защищать кандидатскую диссертацию из-за отсутствия диплома, он 
кончил лишь высшую школу тренеров. Там, кстати, он и познакомился с моей мамой, 
которая, правда, училась не в ВШТ, а в институте физкультуры, но занятия у них 
проходили в одном здании на улице Казакова.
Мама в институт приехала из Тульской области. Она выросла в спортивной семье — 
все увлекались лыжами. Мамина сестра Галя, которая тоже закончила институт 
физкультуры, тридцать лет проработала учительницей в одной и той же школе в 
Подлипках.
Познакомились родители перед войной, в 1984 году, первого августа, они отметили 
сорокапятилетие со дня свадьбы.
Отец никогда не говорил о себе как о человеке, стоявшем у истоков зарождения 
хоккея с шайбой в нашей стране. Тем более я никогда от него не слышала, что он 
у нас один из родоначальников этой игры и поднял ее до международного уровня, 
хотя так считают многие. У отца совсем другие измерения своего места в хоккее. 
И свою цену в нем он, безусловно, знает.
Он — патриот, и для него каждый международный матч превращается в ситуацию, 
похожую на военную. В бой! Не знаю, правильно это или нет, у меня несколько 
другие методы, но для него это органично. Он так убедителен во всем, что делает,
 что когда он с тобой разговаривает, понимаешь — по-другому нельзя. У отца 
огромная сила убеждения. И на собраниях, определяющих предъигровой настрой, 
спортсмены ему верили.
Когда отец оставил хоккей, то взялся тренировать футбольную команду ЦСКА. Дома 
он уверял, что ему это по силам. Но заниматься с футболистами он уже не мог. 
Отец не в состоянии был бегать, ноги не выдерживали его массы. Так успевать, 
как он успевал на коньках в коробке 30 на 60 метров (он всегда на тренировках 
стоял на коньках), на 110-метровом поле не получалось. А один из важнейших 
законов тренировки: не только идти вровень со спортсменами, но и быть чуть 
впереди них. «Впереди» у отца уже не получалось.
Что бы там ни было, но те недолгие тренировки, когда отец работал футбольным 
тренером, собирали уйму народа, даже хоккеисты на них прибегали, потому что 
уроки отца всегда необыкновенно интересны.
Свою хоккейную систему он оттачивал, доводил и шлифовал десятилетиями. Это 
глубоко продуманная и отработанная система. И, мне кажется, здесь правомочно 
сравнение: если театр живет системой Станиславского, то хоккей — системой 
Тарасова.
Он и в футболе мог бы многое сделать, впрочем, как и в любом деле, за которое 
брался, если бы не больная нога, если бы смог лет десять проработать тренером. 
Я уверена, что и в футболе, где есть свои законы, родилась бы система Тарасова.
Хотя отец в наши детские годы был одной из самых популярных фигур в стране, на 
нас с сестрой Галей это никак не отражалось. Мы занимались своими делами и 
помощи от него никакой не ожидали. Я стремилась достичь первых мест в спорте, 
но мне это не удалось. Правда, золото на Всемирной универсиаде и медали на 
чемпионате Советского Союза я выигрывала, но большой популярности как 
спортсменка не приобрела. Когда начала работать тренером, может быть, звание 
«дочка Тарасова» на первом этапе помогло, но признания добивалась сама. В нашем 
деле и не может быть иначе. По знакомству или по наследству хорошим тренером не 
станешь. Теперь уже многие из болельщиков и не знают, что я дочь «того самого 
хоккейного» тренера.
У нас в доме не обращают внимание на то, кто в каких наградах и орденах. 
Вчерашний день не помним. «Тебя вечером носили на руках, — говорил отец, — а 
ночью ты должна написать план завтрашней тренировки». Вперед и снова вперед — 
это должно быть тренерским девизом. Каждый раз надо самоутверждаться. И каждый 
раз надо доказывать, что успех не случаен.
Наш отец — легендарная личность. Для нас он лучший тренер всех времен. Он 
относится к тем людям, у которых вся жизнь отдана любимому делу. Его жизнь — 
это спорт. Отец стал тренером, наверно, с детства, профессия была заложена в 
нем, я же помню времена, когда он еще играл. У него в те годы была сильно 
травмирована нога, и, как мне кажется, он тогда очень долго проходил на 
костылях. Причем не ходил, а прыгал на здоровой ноге.
Я помню, совсем маленькой меня мама брала с собой на стадион «Динамо» показать 
отца в игре. «Таня, Таня, смотри — вон папа!» А он был самый худой, с длинной 
шеей. Они играли тогда в велосипедных шлемах, и из-под шлема у отца выбивался 
светлый чуб. Он был светловолос и кудряв — разве в это можно сейчас поверить? 
Был азартен на площадке и в жизни. У него настроение менялось в секунду, но 
как! Отец — вожак. Самый настоящий. За ним, увлеченные им, шли игроки.
Отец все время писал. Я не помню его без блокнота, без огромного количества 
записок на столе. Нас в двухкомнатной квартире по нынешним временам поселилось 
много — папа с мамой, бабушка и мы с сестрой Галей, она старше меня на шесть 
лет. В комнате родителей всегда стоял письменный стол. Стол состарился, и когда 
пришло время покупать новый, в доме это стало чрезвычайным событием. Отец долго 
искал себе такой стол, который бы он полюбил сразу и за которым ему бы 
нравилось сидеть. Выбирал долго, измучил нас всех своими переживаниями, но, 
наконец, все же купил. Каждый день с пяти утра отец пишет. Он до сих пор не 
отдал мне свою картотеку упражнений, которые придумывает и по сей день. Он 
считает, что я еще мало что сделала в жизни, другими словами, не заслужила еще