фигуры. Конечно, вся балетная музыка любима с детства, как и все знаменитые 
спектакли Большого театра.
Впрочем, говорить о балете я могу очень долго, а времени у меня мало, и 
подходит пора слушать музыку. Конечно, я не собираюсь часами слушать все подряд.
 Так не бывает и быть не должно. Я еду слушать музыку определенную, того 
направления, которое выбрала для будущей программы, но пока не имею права 
сказать какое. Это секрет. Тайна предстоящей постановки. Но для примера можно 
взять 1983 год, когда готовилась программа к нынешнему олимпийскому сезону.
Мне помогает музыкальный редактор Михаил Белоусов, которому я очень доверяю. Я 
говорю Мише, в каком стиле я вижу программу следующего ?'ода, и он подбирает 
мне для прослушивания конкретную музыку, благо сам работает в Доме звукозаписи.
С Мишой Белоусовым мы понимаем друг друга с полуслова, и когда я говорю, г. 
каком ключе мне нужна музыка, он сам делает отбор, а порой и сам приносит го 
единственное, что нам необходимо.
В свое время очень много как музыкальный редактор сделал для наших фигуристов 
пионер в этом деле Александр Гольштейн. Он был первый, кто начал скрупулезно 
подбирать мелодии для выступлений и привил профессиональное отношение к поискам 
музыки и нам, фигуристам.
Накануне сезона 1984 года я долго выбирала испанскую или русскую музыку для 
произвольного танца Бестемьяновой и Букина. Остановилась на русской. И вот, 
исходя из этой задачи, начался поиск. Раньше просто слушали пластинки и 
складывали, склеивали понравившиеся мелодии. Но наш вид спорта развивается, и 
нам уже не хочется многочастных программ — это, я считаю, пройденный, правда, 
очень важный, этап, когда пара показывала свои возможности от вальса до 
рок-н-ролла. Такая программа может существовать и дальше, но лишь в том случае, 
если ее пронизывает общая идея, если это не набор случайно нахватанных кусков.
Вернемся к весне 1983 года. Стиль танца определен, начинаем перерабатывать весь 
материал, который есть дома, у друзей, у учеников, в Доме звукозаписи. Я той 
весной переслушала, по-моему, все русские мелодии, во всех видах обработки, 
какие только были. Невозможно сосчитать эти километры пленок и сотни пластинок. 
Как в чтении есть умение просматривать страницу по диагонали, так и у меня 
выработалось быстрое прослушивание, наверное, также по диагонали.
У меня сейчас занимается семь танцевальных пар. Значит, ищу музыку для семи 
произвольных танцев, семи оригинальных и, как минимум, каждому по 
показательному номеру, а кому-то три-четыре, И каждый год всем разное. И 
движения им надо подыскивать разные. Получается в сумме, что каждое лето я 
ставлю большой балет в трех действиях.
Если что-то в музыке не нравится, пусть маленький кусочек,— лучше под нее не 
ставить, программа будет неудачная. Надо биться, биться, искать, искать, до 
самого конца, пока не почувствуешь душой — вот музыка, которая поможет тебе 
создать танец!
Музыка должна до того доводить и гак нравиться, что если бы ты захотел от нее 
избавиться, она от тебя бы уже не отцеплялась... И вдруг замечаешь, что внутри 
тебя эта музыка разложилась на маленькие нюансы, маленькие картинки, и это 
ощущение так приятно, что словами не передать.
Иногда решение брать ту или иную музыку приходит сразу. Например, Родниной и 
Зайцеву я взяла увертюру Г. Свиридова из фильма «Время, вперед!» после 
единственного прослушивания, потому что знала, что хотела. Родниной так же 
быстро выбрала романс Свиридова из фильма «Метель». Прекрасный романс! Музыка 
Марка Фрадкина из фильма «Человек с другой стороны» тоже не потребовала долгих 
поисков, по сей день я очень ее люблю. Но бывает... Еще раз повторяю, поиск 
музыки, на мой взгляд, одно из самых трудных тренерских занятий в фигурном 
катании, особенно для ведущей пары. Ведь она определяет моду в ганцах, в парном 
катании. Как здесь боишься промахнуться. И чтобы людям нравилось, и тебе 
нравилось, и повторов чтобы не было. Поэтому поиск музыки для ведущей пары 
обычно длится до тех пор, когда уже и искать нельзя.
Делались попытки заказать музыку композитору. Но путь этот очень непрост. 
Композитор пишет, приносит, а тебе его опус не нравится. И сказать ты ему об 
этом честно не можешь: обидишь человека. Он представляет себе музыку к 
выступлению твоих учеников только так и не иначе, Тебе не нравится мелодия — и 
все. Почему, объяснить не можешь, от этого стыдно вдвойне, ну, разве скажешь: 
«Не волнует, не плачу под эту музыку и не смеюсь»?
Другое дело, обратиться к композитору с просьбой сделать аранжировку своего 
произведения. Когда-то мне очень нравилась мелодия из мультфильма «Бременские 
музыканты», и я преследовала композитора Геннадия Гладкова повсюду. Где я 
только его не находила! Он был от этого в ужасе, потому что избавиться от меня 
не мог: уехал отдыхать в Рузу, за 110 километров от Москвы, я появилась на 
следующее утро к завтраку. Увидев меня на пороге столовой, он потерял аппетит 
на неделю. Потом мы стали большими друзьями, но первый мой натиск на 
талантливого, тонкого и не очень общительного человека привел его в негодование.
 Но Гладков быстро догадался, что я отношусь к категории одержимых, и сказал, 
что готов сделать аранжировку и продирижировать на записи, но только в зале 
кирхи фирмы «Мелодия», где пишутся лучшие наши пластинки, предполагая, что меня 
туда на порог не пустят.
Я села в кабинете директора «Мелодии» и целый день вела вместе с ним прием 
граждан. Директор сказал мне, что я сумасшедшая и что в зале, где сейчас 
записывается Рождественский, Рихтер, Коган, «Бременские музыканты» исполняться 
не будут. А я твердила, что мне надо для записи всего лишь четыре минуты. 
Выгнать меня из кабинета не могла никакая сила, и, чтобы от меня отвязаться, 
директор «Мелодии» дал прямо на следующий день один час на запись. До сих пор я