прощения тебе не будет» (обычный стиль папиного разговора). После этой беседы 
руки-ноги у меня совсем затряслись. Полетела пораньше на тренировку, и в дороге 
немного пришла в себя. Ведь тоже кое-что в фигурном катании понимаю, а главное, 
люблю свое тренерское дело, и, следовательно, в панику бросаться мне нечего.
На тренировке в лужниковском «Кристалле» — в то время на СЮПе строился новый 
каток — у меня катались Ирина Моисеева с Андреем Миненковым и Лида Караваева с 
Вячеславом Жигалиным. Теперь я должна была предупредить ребят и подготовить Иру 
(самую лучшую и самую капризную), что вместе с ними на тренировку будут теперь 
приходить Роднина с Зайцевым. Вопрос не простой. Это вопрос разделения внимания,
 я сама помню, как ревновала к другим ученикам своего тренера.
Собрала всю группу, сказала, что ко мне приходили Роднина и Зайцев и они с 
сегодняшнего дня будут тренироваться здесь, на «Кристалле». Не успела я 
сообщить эту новость, как появились Саша и Ира.
На той первой тренировке, я помню, Моисеева и Миненков совсем остановились, 
просто встали у борта. Я же смотрела, что делают Роднина и Зайцев. Мы только 
один день устроили совместную тренировку, потом Саша и Ира приходили в другое 
время, так как и все остальные вместе с Моисеевой стояли.
А Роднина с Зайцевым были в ударе, у них все получалось, они мне показывали без 
музыки одни элементы. Прыжки и поддержки. Я думала, чему их тут учить, учить-то 
нечему. Потом, правда, нашлось и чему учить, и музыку подбирать,»и катание 
делать шире. Красивее они стали, на мой взгляд, размашистее. И много новых 
элементов мы придумали, принципиально новых для парного катания. Но все это не 
сразу, а постелен-, но, времени, как выяснилось, у нас впереди много было.
Стали они приходить по утрам, не только катались, бегали кроссы, выходили на 
траву делать поддержки, то есть выполняли элементы не на льду, на земле. А я 
потихонечку нащупывала верный с ними тон, присматривалась к ним, чтобы понять, 
какую им ставить программу. Потом стала срочно подбирать музыку, так как до 
начала сезона оставалось совсем мало времени. Надо было шить костюмы, надо было 
находить для них что-то такое, что показывало бы изменение в жизни этой пары. 
Время, казалось, пролетает с катастрофической скоростью.
Шел октябрь 1974 года.
Я не стала менять им резко программу. Например, они всегда прыгали аксель в два 
с половиной оборота во второй части, я считала, что его надо перенести в первую,
 потому что он у Иры всегда был на грани срыва, и она нередко падала. Интересно,
 никто почему-то не помнит, что Роднина падала. Потом я все же настояла на 
своем, и он всегда у нас шел вторым элементом. Кстати, после переноса Ира его 
ни разу не сорвала.
В сезоне 1975 года зрители увидели их почти прежними. С традиционной музыкой, 
народной, русской. Но был в запасе уже у нас и новый показательный номер, и 
некоторые новые элементы. Мы поехали на чемпионат мира и Европы. Они победили, 
но не это для меня было важно. Они не стали хуже. Может быть, они и не стали 
лучше, но хуже они точно не были, а это позволяло на сохранившемся фундаменте 
строить что-то новое, предлагать свои проекты. В том же 1975 году впервые 
выиграли чемпионат мира Моисеева с Миненковым. Две золотые медали. Счастливее 
меня в те дни, наверное, никого бы и не нашли.
Следующий сезон предстоял олимпийский. Мы взяли для произвольной программы 
вставной цыганский танец Желобинского из балета Минкуса «Дон Кихот». Ира 
великолепно смотрелась в этом мощном танце. Она никогда по-цыгански не трясла 
плечами, в том не было никакой нужды. У нее горели глаза! И неслась она не по 
льду, над площадкой. В тот год Саша впервые стал олимпийским чемпионом.
Тяжело мы работали, нередко и ругались. Ира не терпела, когда ее сравнивали с 
кем-то, делили с кем-то. Она мне не позволяла от себя отрываться. Она мне не 
позволяла смотреть в сторону. Она занимала все время. Шла на всяческие 
ухищрения, только бы не отпускать моего внимания от себя. То разговаривать 
вдруг перестанет на тренировках, то озлится, непонятно с чего. Ира всегда 
нуждалась в человеческом тепле. Я видела, что ей не хватает добрых слов, и 
старалась как могла.
Иру легко уговорить на новый элемент. Но если он с первого раза не получался, 
она дальше его испытывать не желала. Но все дело в том, что, как правило, у нее 
все получалось.
Сашу раскачать на новый элемент неимоверно сложно. Но зато когда он его 
выучивал, то делал классно.
Когда они пришли ко мне, я воспринимала их как временное явление в своей жизни, 
до Олимпиады в Инсбруке. По-моему, они и сами дальше задач не ставили, а в 
итоге задержались у меня на шесть лет. Думаю, оттого, что нам хорошо работалось 
втроем. А главное, я видела их перспективу дальше, много дальше. Они катались 
настолько сильнее и интереснее всех остальных пар в мире, что у меня вопроса и 
не возникало — кататься надо еще один олимпийский цикл, до Лейк-Плэсида как 
минимум.
И мы делали новые номера и программы. И они танцевали совсем уж несвойственный 
им танец — вальс, и танцевали его прекрасно. Танцевали медленный танец под 
романс Свиридова в произвольной программе и проносились на сумасшедшей скорости 
в показательном номере на музыку «Полюшко-поле».
Мы стали близкими людьми. По имени и отчеству называть им меня было трудно, 
разница в возрасте невелика— три-четыре года, и Саша стал меня называть тетя 
Таня, так за мной это и закрепилось. Работали коллегиально. Не то чтобы я все 
придумала или они. Все решалось на совместных обсуждениях. Долго они не могли 
рискнуть, как я им ни предлагала, как я их ни упрашивала взять для короткой 
программы музыку Свиридова из фильма «Время, вперед!». «Тетя Таня, тяжелая 
музыка, мы не справимся с ней». Я убеждала Иру и Сашу, что музыка именно для