|
– Так, почему ты встал здесь? Ты, видимо, хочешь сказать, что ты преграждаешь
мне дорогу. А ты знаешь, что я делаю с теми, кто преграждает мне дорогу? Нет,
ты даже представить не можешь, что я делаю с теми, кто преграждает мне дорогу.
Или ты думаешь, что твой приятель высотой с Эмпайрстэйт-билдинг так меня
отдубасил, что я не смогу убрать тебя с дороги? А вот мы сейчас попробуем. Нет,
мы не будем пробовать – потому что ты, кажется, хороший парень и просто хочешь
задать мне несколько вопросов, на которые я тебе, может быть, даже отвечу, если
ты будешь очень хорошо себя вести. А если будешь плохо себя вести, нет, если ты
только подумаешь о том, чтобы плохо себя вести и показывать свое неуважение к
бедному побитому человеку, то я сделаю тебе бо-бо.
Кто говорит, что Николай слабо бьет? Ты вот сразу начал с того, что попытался
меня обидеть, – значит, сейчас будем делать тебе бо-бо. Ты хочешь сказать, что
я просто так падал? Что я падал от ударов человека, который бить не умеет? А-а,
это раньше так говорили. А ты тоже так раньше говорил? Нет? Молодец. Ну, если
ты так хочешь знать, то, может быть, раньше он и бил слабо, а сейчас он бьет
очень сильно. И справа, и слева. Караул просто.
Знаешь, откуда вылезают глаза после его ударов? Не знаешь? И не узнаешь, потому
что здесь женщины кругом, а я воспитанный молодой человек и тебе не скажу, а
сам ты никогда не догадаешься. Впрочем, может быть, и догадаешься, потому что
глаза у тебя умные. Люди, вы согласны, что у этого парня умные глаза? А раз так,
то он, наверно, без труда догадается, откуда они у него выскочат, если ему по
кумполу ударит Валуев. Нет, я не дурачусь, Нико и впрямь очень сильно бьет, и
только конченый дурак мог сказать, что у него что-то не так с ударом. А джеба
такого я давно не видел – это ужас какой-то. Правда, он все время оставляет
руку, а из-за этого очень удобно бить правый кросс, что я и делал.
(Словно испугавшись собственной серьезности.)
Нет, ну ты сам подумай тем, что у тебя спрятано за этими умными глазами: может
человек ростом десять футов и весом в полтысячи фунтов слабо бить? Ты думаешь,
самый талантливый мухач мог бы побить Роя Джонса? Щас! А у меня с Нико такая же
разница в весе. Да я просто герой, что вообще вышел против него.
И знаешь, что я тебе еще скажу
(опять почти серьезно)
: меня называют швейцаром тяжелого веса. Ну хорошо, я швейцар. Чем плохая
работа? Кто меня побил, тот либо подтвердил свой класс, как Майк Тайсон, либо
завоевал себе место в элите, как Кэлвин Брок, потому что я проигрываю только
самым лучшим. Вот теперь проиграл Валуеву. Не обидно, потому что у этого парня
есть все, чтобы стать чемпионом мира. Пропускает иногда? А кто не пропускает
никогда? Зато стоит как скала!
Этьен, совершенно точно, выглядел во время интервью как «исправившийся
навсегда». Не знаю, может, Валуев тогда его все-таки слишком сильно ударил, и с
его некрепкой психикой что-то произошло. Иначе я просто не могу объяснить
события, о которых речь пойдет в следующей статье.
Огнестрельный Балаганов (Клифф Этьен)
06.09.2005
Описанные здесь события произошли всего через три месяца после того, как я взял
у Клиффа Этьена приведенное выше интервью. Когда я впервые прочитал в Интернете
о том, что он устроил, я понял значение сразу двух устойчивых выражений,
связанных с нашими органами зрения: «не поверил своим глазам» и «глаза на лоб
полезли». Вот так и со мной было: мои глаза, которым я только что не поверил,
полезли на лоб.
Наверное, все помнят душераздирающий эпизод из «Золотого теленка», в котором
Шура Балаганов, только что получивший от Остапа Бендера пятьдесят тысяч, в
трамвае по привычке залез в кошелек к какой-то тетеньке и был схвачен милицией.
В свою защиту Балаганов только повторял, что сделал это машинально.
Вполне возможно, что известный американский тяжеловес Клифф Этьен по прозвищу
Черный Носорог, недавно попавший в схожую ситуацию, тоже говорил нечто подобное.
Только в отличие от миролюбивого Шуры он перед этим немного пострелял из
пистолета в полицейских, точнее, попытался пострелять, и угнал машину с
мужчиной и двумя детьми, правда, уехал на ней недалеко, до ближайшего столба.
Так что вполне возможно, что теперь лет двадцать, а может быть и всю жизнь, он
проведет в тюрьме, куда впервые попал, когда ему еще не было восемнадцати лет,
|
|