чем-то вроде подрывной деятельности вражеских агентов. В частных беседах он 
даже самых уважаемых журналистов называл не иначе как «потаскухами».
Что особенно возмущало игроков, и в частности Майкла Джордана, так это 
неистребимое желание Краузе преувеличивать роль руководства клуба в спортивных 
успехах команды. В альманахе, посвященном выступлениям «Буллз» в сезоне 1997/98 
г., говорилось, что именно Краузе был архитектором пяти чемпионских титулов 
чикагцев и что именно он привел в клуб всех его звезд – за исключением Джордана.

Однажды известный телеведущий Билли Пэкер позвонил Краузе, чтобы узнать у него 
домашний телефон Фила Джексона. Свою просьбу он объяснил тем, что пишет книгу о 
выдающихся тренерах, которым удавалось приводить свои команды к чемпионским 
званиям. Пэкер пытался, в частности, выяснить, есть ли в работе и мышлении всех 
этих удачливых тренеров нечто общее. «Зачем вам говорить с Джексоном? – спросил 
Краузе. – Команду создал я, а он всего лишь тренирует ее». «Вот как он 
неожиданно раскрылся», – с грустью подумал Пэкер, повесив трубку. Впоследствии 
он как-то сказал: «Краузе и раньше часто подчеркивал, что чемпионские титулы 
завоевывают не игроки, а владельцы клубов и менеджеры, но я не думал, что он 
искренне верит в это».
Переговоры с Джексоном по поводу сезона 1997/98 г. становились все напряженней. 
Об общем деле и об общей цели – не успокаиваться на лаврах – стороны давно 
забыли. Кроме того, выяснилось, что Рейнсдорфу надоело вести дела с тренером 
через его агента. По окончании сезона он заявил, что никогда больше не возьмет 
на работу тренера, у которого есть собственный агент. Тренеры, по мнению 
Рейнсдорфа, входят в менеджмент, и соответственно агенты им не положены. 
Масбергер, в свою очередь, полагал, что Рейнсдорф, не привыкший к серьезному 
сопротивлению своих оппонентов, и в данном случае хотел беспрепятственно 
диктовать свои условия. Действительно, даже самые влиятельные агенты 
предпочитали с ним не ссориться – из-за боязни повредить в будущем игрокам, чьи 
интересы они представляли. Но Масбергер представлял по большей части интересы 
телевизионщиков, поэтому его не пугало, что Рейнсдорф может стать его заклятым 
врагом.
Корни конфликта были достаточно глубоки. Годом раньше, во время столь же 
трудных переговоров, Рейнсдорф и Масбергер схлестнулись всерьез. В очередной 
тупиковой ситуации Рейнсдорф, первой специальностью которого было налоговое 
законодательство, предложил в качестве варианта, чтобы Джексон инвестировал 
часть своего гонорара в некий проект, который якобы принесет ему неплохие 
дивиденды и на несколько лет освободит его от уплаты налогов. По словам 
Рейнсдорфа, он в свое время уговорил поступить так некоторых игроков его 
бейсбольного клуба, и те остались довольны. Масбергер в ответ съязвил: не 
собирается ли Рейнсдорф стать ко всему прочему еще и биржевым маклером 
Джексона? Тут Рейнсдорф взорвался.
«Тупой ублюдок, – завопил он, – ты и здесь хочешь все испоганить. Тебе мало 
того, что ты угробил контракт своего брата с Си-би-эс. Я говорил с Нилом 
Пилсоном (директор спортивных программ этой корпорации. – Прим. авт.). Он 
сказал мне, что с Брентом у него проблем никогда не было, а от тебя его просто 
рвет».
Эти слова глубоко ранили Масбергера. Он много сил затратил на заключение нового 
и очень выгодного контракта своего брата с Си-би-эс, но в какой-то момент 
руководство корпорации передумало и отказалось от услуг Брента. Тот, в конце 
концов, устроился ведущим на Эй-би-cи. «Конечно, я допустил ошибку, – заметил 
позднее Рейнсдорф. – Хотя я и сказал сущую правду, но говорить такие вещи в 
лицо агенту в присутствии его клиента – с точки зрения бизнеса неэтично». Но, 
так или иначе, эпизод был малоприятный. Масбергер понял, что наконец-то увидел 
истинное лицо Джерри Рейнсдорфа, и решил, что тот больше никогда не будет иметь 
с ним дело.
Летом 1997 г. на переговорах по поводу нового контракта с Джексоном сложилась 
патовая ситуация. Рейнсдорф предложил сумму 4 миллиона долларов в год. 
Масбергер до этого запросил 7,5 миллиона. Примерно столько получал тогда в 
Бостоне Рик Питино. Тогда же подписал 5-миллионный в Индиане Ларри Бёрд, 
который; кстати, будучи в свое время блестящим игроком, на тренерском поприще 
успехов не снискал. Столько же получал в Орландо Чак Дейли. Лучше всех 
устроился в Майами Пэт Райли. Хотя он получал по контракту лишь 3 миллиона, ему 
принадлежала солидная доля капитала клуба.
По мнению Масбергера, Джексон не был морально готов к переговорам: конфронтация 
усиливалась, а ему явно не хотелось бороться за свои права. Конечно, на 
достойное вознаграждение он надеялся. При этом, как полагал Масбергер, деньги 
для Джексона не были самоцелью – речь шла о человеческом достоинстве. Джексон 
рассматривал гонорар как мерило его профессионализма.
Вскоре Рейнсдорф заявил, что не хочет больше иметь дело с Масбергером, и 
вылетел на личном самолете в Монтану, где находился тогда Джексон, чтобы 
напрямую поговорить с ним самим. По прибытии он вручил Джексону официальную 
бумагу, где значилась сумма 5 миллионов (1 миллион он все-таки прибавил). «Это 
все, чем я располагаю», – заявил он тренеру.
Узнав о том, что Рейнсдорф отбыл в Монтану, недремлющий Масбергер тут же 
вылетел вслед за ним. Джексон, согласившийся на новое предложение Рейнсдорфа, 
просил Масбергера не вмешиваться, но тот упорствовал, хотя немного умерил свой 
пыл. Теперь он говорил не о 7,5 миллионах, а о 6. Переговоры снова зашли в 
тупик, и Рейнсдорф улетел в Аризону. Джексон советовал ему не спешить с 
отлетом: почему не задержаться в живописной Монтане, не полюбоваться ее 
красотами? На это Рейнсдорф сухо ответил, что здешними пейзажами он успел