агент, хоть и не официальный, но величайший в истории спорта – сам Майкл 
Джордан. С такой парочкой никому не справиться».
В последние годы переговоры с руководством чикагского клуба вел от имени 
тренера Тодд Масбергер, брат Брента Масбергера, телекомментатора компании 
Эй-ви-си. Переговоры эти были напряженными. Одна из причин – резко возросшие 
гонорары тренеров. Владельцам лидирующих клубов трудно было смириться с 
положением, когда даже тренеры команд, замыкающих турнирную таблицу, 
подписывали немыслимые контракты. Но им ничего не оставалось делать – прилив 
нельзя было остановить. Игроки тоже купались в деньгах, и у них исчезал стимул 
к спортивной борьбе. Соответственно возрос спрос на тренеров, которые 
действительно могли бы разжечь в своих питомцах спортивный азарт. Таковыми 
наставниками были, среди прочих, волшебник из Детройта Чак Дейли, Пэт Райли, 
многое сотворивший в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, а также тренеры-вундеркинды 
некоторых студенческих команд. На баснословные гонорары Кевина Гарнетта они еще 
не тянули, но получали уже столько, сколько совсем недавно зарабатывал Майкл 
Джордан.
Все это было в новинку, и владельцы чикагского клуба пока что не свыклись с 
мыслью платить тренеру ставку звездного игрока. В 1992 г., когда Джексон вел 
свою команду ко второму чемпионскому званию, он подписал трехлетний контракт, 
согласно которому получал 800 тысяч долларов в год. Масбергер посчитал эту 
сделку унизительной для него. Тренеры того же ранга получали тогда в два раза 
больше, но Джексон, по мнению Масбергера, не умел биться за свои права. Он не 
был материалистом и не придавал особого значения деньгам. Разумеется, Джексон 
хотел, чтобы его труд был справедливо вознагражден, но осложнять переговоры, 
идти на обострение отношений – этого он не желал. В принципе он считал, что 
владельцы «Буллз» даже расщедрились: 800 тысяч долларов в год казались ему 
весьма приличной суммой.
Кстати, во время крайне нервозных переговоров по поводу контракта Джексона 
Краузе как-то обронил Масбергеру: «Тренер «Буллз» никогда не будет получать 
миллион в год. Так что не мечтайте о большем – подписывайте». Краузе ошибался. 
После того как «Буллз» в четвертый раз стал чемпионом, в сезоне 1996/97 г., на 
волне всеобщего ликования Джексону уже платили 2,7 миллиона. Масбергер 
предложил было заключить долгосрочный контракт, но руководство клуба на это не 
пошло: оно уже подумывало о новой команде и о новом, более послушном тренере. 
Годом позже, когда зашла речь о контракте Джексона в сезоне 1997/98 г., 
переговоры стали еще напряженней. По словам Масбергера, иметь дело с Краузе и 
Рейнсдорфом было все равно что вести диалог с политическими лидерами Северной 
Кореи. Переговоры велись в укромных уголках – в зданиях, принадлежавших 
Рейнсдорфу. Рейнсдорф и Краузе боялись огласки, хотя любой чикагский болельщик 
знал, что судьба клуба целиком зависит от продления контракта с Джексоном. 
Уйдет тренер – уйдут Джордан и другие ключевые игроки.
К тому времени разногласия между Краузе и Джексоном достигли апогея. С тех пор 
как Джордан, расставшись с бейсболом, вернулся в клуб, Краузе не делал секрета 
из своих намерений перекроить состав команды. Он неоднократно и достаточно 
откровенно давал понять, что в его представлении чикагская команда-мечта должна 
быть командой, где первую скрипку играет не Майкл Джордан (его бы он вообще 
вывел из состава), а руководство – иными словами он, Джерри Краузе. Одно время 
он вступил в тайный сговор с главным баскетбольным тренером штата Лиона Тимом 
Флойдом. Джексон прослышал от друзей, что Краузе посылал тому видеозаписи 
матчей с участием «Буллз». По мнению многих, здесь присутствовал элемент личной 
неприязни. Джексон, которого возвел в ранг тренера именно Краузе и который по 
иерархии был ниже его, тем не менее пользовался гораздо большей популярностью, 
чем его «благодетель». Когда во время торжественных церемоний по случаю 
очередного чемпионского звания «Буллз» называлось имя Джексона, болельщики 
приветствовали его восторженными возгласами. Когда же называлось имя Краузе, 
зал столь же недовольно реагировал.
Во время сложных переговоров больше всего удивляло Масбергера негативное 
отношение Краузе к Джексону. Большинство людей из мира баскетбола оценивали 
этого человека совсем по-другому. Они понимали, сколь многое сделал он за эти 
трудные годы, сколько пота он пролил, готовя команду к решающим матчам и 
сглаживая конфликты между игроками, грозившие развалить великий клуб. Но Краузе 
всегда подчеркивал только свои заслуги и заслуги Рейнсдорфа. По его словам, 
Джексона они попросту подобрали на улице, когда он был безработным, и дали ему 
престижную должность. Так что пусть будет благодарен им и пусть знает свое 
место.
Что особенно примечательно, как считал Масбергер, Краузе говорил так без злого 
умысла – просто он не способен был объективно смотреть на вещи и рассматривал 
сложные проблемы только со своей, недалекой точки зрения.
Люди, которым приходилось вести переговоры с Рейнсдорфом и Краузе, делали между 
ними определенные различия. В диалогах с Рейнсдорфом о человеческом факторе 
речь почти никогда не шла, – все в основном сводилось к деньгам. Беседы с его 
помощником носили иной характер. Не обходилось без взаимных колкостей. Краузе 
испытывал неприязнь к Джексону из-за своего неудовлетворенного честолюбия. В 
спортивной жизни, по его мнению, много несправедливостей. Все лавры достаются 
тренерам. Они всегда на виду, раздают интервью, красуются перед телекамерами. А 
менеджеры – в тени. Джексон, человек открытый и общительный, был на короткой 
ноге и даже дружил со многими журналистами, и не только журналистами. Краузе же 
в силу своего характера вел себя по отношению к людям крайне оскорбительно. 
Особенно доставалось от него журналистам, которых он по большому счету 
откровенно презирал, считая их копание в подноготной жизни чикагского клуба