общую сумму 600 тысяч долларов. Теперь же, в «финансовую эпоху», наступившую 
через не так уж много лет после его прихода в НБА, Мак-Хейл, готовя контракт с 
Гарнеттом, чувствовал себя глубоко несчастным. Чисто по-человечески этот парень 
ему нравился. Не нравилось ему другое – дикий рост сумм контрактов и то, что он 
сам участник этого процесса. В душе Мак-Хейл такую тенденцию более чем не 
одобрял. Одно время, не вынеся мук совести, он подумывал оставить свой пост в 
«Миннесоте» и стать телекомментатором NBC. Этот вариант он вполне серьезно 
обсуждал с Диком Эберсолом, человеком, не последним в этой корпорации. Но в 
итоге он остался в Миннеаполисе.
Доходы Гарнетта (примерно 18 миллионов долларов в год) стали своего рода 
ориентиром для будущих сделок и даже вошли в поговорку. Менеджеры, обсуждая в 
своем кругу предстоящие переговоры со звездами и их агентами, перебрасывались 
фразами типа «Боюсь, этот парень не потянет на деньги Гарнетта». То, что столь 
высокую планку установили в одном из слабейших клубов НБА, неудивительно: 
команде надо было выбираться из полосы неудач. Примеры заразительны, и не 
только дурные. Картина изменилась во всей НБА. Теперь и лучшие игроки ведущих 
клубов просили своих агентов начинать переговоры с отметки 18 миллионов 
долларов в год.
Контракт Гарнетта отразился, разумеется, и на ситуации в «Быках». В свое время 
клуб заключал с игроками рекордные для современного спорта контракты. Например, 
в сезоне 1996 г., когда «Буллз» в четвертый раз стали чемпионами, Джордану 
платили около 4 миллионов в год. Пиппену – поменьше, около 3 миллионов, но его 
контракт был продолжительней. Родман, начавший играть за клуб в сезоне 1995/96 
г., получал около 2,5 миллиона. Тони Кукоч – около 4 миллионов. Тренер Фил 
Джексон, у которого тогда истекал срок трехлетнего контракта, зарабатывал в год 
800 тысяч долларов.
Приведенные только что суммы (немалые, кстати) можно назвать последней в 
американском баскетболе платежной ведомостью старого образца.
Сроки большинства контрактов истекали в «Быках» летом 1996 г. Это означало, что 
в сезоне 1996/97 г. суммы, проставленные в новых сделках, будут значительно 
выше. Особенно это касалось Джордана, чьи доходы тогда складывались не столько 
из контракта с клубом, сколько из поступлений от корпораций «Найк», 
«Макдоналдс» и «Гэторейд», чью продукцию он рекламировал. Поэтому переговоры о 
контракте Майкла сулили некоторые сложности.
Как-то раз Рейнсдорф, Джордан, Фальк и Кертис Полк, партнер Фалька, обедали 
вместе в ресторане чикагского отеля «Риц-Карлтон». У Джордана была шутливая 
привычка заказывать за счет своего агента дорогие изысканные вина – иногда по 
500 долларов за бутылку. Как вспоминал Рейнсдорф, тот вечер тоже не стал 
исключением. О делах за обедом не говорили – все затаились в ожидании: слишком 
большая сумма стояла на кону. Каждый из сотрапезников осторожничал, понимая, 
что слово – не воробей. Назовешь какую-либо цифру, и может случиться, что потом 
ее не переправишь. Или такой нежелательный вариант: не понравится что-либо 
Майклу, и он в поисках более выгодного контракта махнет в другой город.
Вечер в целом получился приятным. Трудные дни были еще впереди, а сейчас всем 
хотелось расслабиться и создать подобие дружеской вечеринки. Собеседники 
вспоминали, как играл Майкл в тех или иных сезонах, какие выгодные контракты он 
подписывал и как легко было с ним договариваться. В общем, это был вечер, 
устроенный Рейнсдорфом в честь Майкла – единственного, наверное, игрока клуба, 
которого Джерри так близко подпускал к себе и так подробно посвящал в свои дела.

Когда началась подготовка к переговорам, каждая сторона еще раз взвесила свои 
позиции. У Джордана было преимущество над Рейнсдорфом. Майкл заранее знал, что 
его контракт станет самым дорогостоящим в истории спорта. Знал он также, что 
именно он принес богатство Рейнсдорфу и его партнерам, что именно благодаря его 
фантастической игре оценочная стоимость клуба возросла с 12 до 250 миллионов 
долларов. Короче говоря, все козыри были у Джордана. В крайнем случае, он мог 
бы переехать из Чикаго в Нью-Йорк, столицу мировой прессы, город, где он всегда 
любил играть. Кстати, корпоративные спонсоры Майкла тоже не возражали бы против 
Нью-Йорка. Вполне возможно, Джордан стал бы приводить к чемпионскому званию уже 
не чикагцев, а ньюйоркцев. В этом городе было немало талантливых баскетболистов,
 которые с радостью согласились бы играть рядом с Майклом, а также его 
нью-йоркскими коллегами и друзьями Патриком Юингом и Чарльзом Оукли.
Даже слухи о возможном переезде Джордана в ненавидимый многими чикагцами город 
снобов на Восточном побережье США грозили разрушить и так подмоченную репутацию 
Рейнсдорфа и Краузе. Сократилась бы, конечно, продажа билетов на матчи с 
участием «Буллз» и бейсбольного клуба «Уайт Сокс». Но сам Джордан всерьез о 
переезде не задумывался – он был достаточно благоразумен. Как-никак «Чикаго 
Буллз» – его родной клуб, и он понимал, как важно для имиджа игрока 
экстра-класса выступать всю жизнь за одну и ту же команду. Майкл всегда 
восхищался игроками, сохранявшими верность своим клубам. Именно такими 
спортсменами-однолюбами были великие баскетболисты Ларри Бёрд и Мэджик Джонсон. 
Джонсон приводил свою команду – «Лейкерс» – к чемпионскому званию 5 раз. Бёрд 
свою – «Селтикс» – 3 раза. Майкл знал: чем больше чемпионских титулов завоюют 
его «Буллз», тем выше взлетит его всемирная слава, тем дольше проживет в 
людской памяти его имя.
Через несколько недель после того обеда компания собралась вновь. Джордан 
предложил простое решение: пусть Рейнсдорф выкладывает карты на стол и называет 
свой вариант, а он уж ответит «да» или «нет». Фальк добавил, что, если 
предложение Рейнсдорфа будет приемлемым, они тотчас же приступят к конкретной 
работе над контрактом. Если же условия, выдвинутые генеральным менеджером,