получил сразу два повода радоваться: "Во-первых, я завоевал первые очки в этом 
году, во-вторых, я помешал Халму сократить расстояние до Джеки на шесть очков". 
Эта фраза позже принесла ему бурные аплодисменты со стороны Тиррелла. За 
Хэйлвудом, Паче, Эймоном, Ревсоном и Генли дуэлировали Петерсон и Штоммелен. 
Последний заметил: "что ехать за March просто опасно". Из-за перебоев в работе 
мотора Рольф уступил десятое место Марко, который атаковал, имея отставание в 
40 секунд. Хеннеричи ругался: "Моя бабушка могла бы ехать быстрее Рольфа, будь 
она жива". На финише Мария-Хелена занервничала, зато Колин рядом с ней был 
"спокоен и холоден как всегда: он не меняется". Уже на предпоследнем круге 
"Мистер Лотус" начал пить шампанское. Бразильские телекомментаторы тарахтели 
как пулеметы, не снижая громкости, не зная, что звук прервался в Мадриде… и не 
доходил до Бразилии. Зато бразильский посол в темно-сером костюме пришел 
поздравить победителя, Эмерсон поцеловал Марию-Хелену в губы, "но потом сразу 
убежал, у него не было времени. После гонки жена всегда на последнем месте", - 
смеялась сеньора Фиттипальди.
В автофургоне Texaco Чепмен стоял рядом с беспрерывно раздающим интервью 
Фиттипальди, то ли телохранитель, то ли гвардеец. "Положение в чемпионате 
неплохое", - смеялся Эмерсон в мой микрофон, - "но больше я ничего говорить не 
хочу. В португальском языке у нас есть пословица: еще много воды утечет под 
мостом". Чепмен предсказал, что Эмерсон "до конца года еще покажет всем, на что 
способен". Промежуточное положение в чемпионате (Фиттипальди 28, Халм 19, Икс 
16, Стюарт 12 очков) оставляло много возможностей.
Сотни бразильцев прославляли своего Фиттипальди транспарантами и боевыми 
песнопениями. Сцену Гран-при завоевывают южноамериканцы, а во главе захватчиков 
стоит счастливый и смеющийся Эмерсон подобно генералу - генералу Велингтону, 
чей памятник стоит в пяти километрах на поле Ватерлоо по соседству с Нивеллем. 
Однако оставалось подождать, пока из своего роскошного изгнания на Женевском 
озере вернется человек, выигрывавший битвы подобно Наполеону: Джеки Стюарт, 
суперзвезда и самый высокооплачиваемый пилот Формулы 1 всех времен, точно знал, 
какие тренировки ему нужны, чтобы выжить в этом спорте. Он был достаточно храбр,
 чтобы нажать на тормоза и на время отойти в сторону. Джеки медленно 
выздоравливал у себя в Клейтон-хаус, в котором он обычно не находился и 60 дней 
за год, а теперь не покидал несколько недель. 11 июня, через неделю после 
Нивелля, Стюарт без радости отпраздновал свой 33-й день рождения: в этот день 
разбился Йо Боннье.



Тринадцатый Ле Ман

Стюарт и Боннье расположили свои бюро вместе в Глане, по другую сторону 
автотрассы Женева-Лозанна и реорганизовали ассоциацию гонщиков (GPDA). 
Председателем оставался Боннье: говоривший на многих языках, образованный и 
чрезвычайно одаренный. У него было лицо человека, как будто сошедшего с картины.
 Один англичанин сказал, что Боннье напоминает ему ненатопленный собор. Йоаким 
был родом из стокгольмской профессорской семьи и женат на Марианне Нобель, 
внучатой племяннице изобретателя динамита, владел картинными галереями, а рядом 
с входной дверью на его вилле висел настоящий Пикассо. А в гостиной Боннье 
повесил на стену настоящий McLaren Формулы 1 - так ушедший на покой боксер 
вешает свои перчатки.
В бюро висят в деревянных рамках и с личными посвящениями фотографии 28-и 
гонщиков мирового класса. Семь из них еще участвуют в гонках, 15 ушли из спорта 
и шестеро - из жизни. Боннье часто стоял у могил товарищий и с неизменной 
страстью продолжал гоняться дальше. Ему слишком нравился этот спорт, чтобы уйти 
из него. Он подарил BRM самую первую победу в Гран-при (в 1959 году в 
Зандвоорте), собрал 109 лавровых венков и принял участие в 600 гонках, из них 
108 Больших Призов, последний в 1971 году в Уоткинс Глене.
Вскоре после этого я посетил Боннье на Женевском озере. Он был очень занят, 
потому что как раз приехали люди из Lola и Cosworth, но, как обычно, нашел 
время поговорить. "Я заканчиваю с Формулой 1", - сообщил он мне, - "уже не 
интересно ездить позади на старом McLaren. Все знают, что на этой машине нельзя 
быть быстрее. Я мог бы купить новую, тогда должен был бы ездить быстрее - 
против молодых, голодных, а их сейчас так много. А мне уже 42 года… Зато в 
спортивной машине, как мне кажется, я все еще мог бы кое-чего добиться".
Это был откровенный разговор. "2- и 3-литровые Lola идут очень хорошо. Я хотел 
бы ездить везде, но только не на 1000 километров Спа".
"А Ле-Ман?", - спросил я, вспомнив, какая значительная разница в скорости между 
участниками 24-часовой гонки - и как Зифферт, дрожа, вылез из машины после 
разворота на скорости 270 км/ч. "Надеюсь, что в Ле-Мане нет", - сказал Боннье, 
- "но если этого захотят спонсоры, тогда я должен буду там стартовать". Ford 
очень помог команде Боннье, но Уолтер Хейз дважды посоветовал шведу 
воздержаться от Ле-Мана. Но Боннье и так собирался уйти из спорта после сезона 
1972 года и полностью посвятить себя бизнесу.
Механики Боннье работали 4800 часов, чтобы подготовить к старту обе Lola-Ford 
T280. Машины были окрашены в желтый цвет, потому что деньги дала швейцарская 
сырная индустрия. Поскольку Ferrari отказались от участия (вопреки желанию Икса 
и Шетти), у Lolа остались два главных соперника: Alfa Romeo с Марко/Элфордом, 
Штоммеленом/Галли и Ваккареллой/де Адамичем, но, прежде всего, Matra с 
Бельтуа/Эймоном, Севером/Генли, Пескароло/Хиллом и Жабуилем/Хоббсом - четыре 
машины, в каждой из которых сидели французский пилот и англоязычный легионер.