Такие звезды, как Борис Беккер или Штеффи Граф, вряд ли кто-то воспринимает их 
как немцев. Скорее, как великих теннисистов.

«Не стоит переоценивать это явление. Немцы видят в них немцев и следят за их 
успехами прежде всего потому, что они немцы. Но это совсем не то, что было 
раньше. Мы также воспринимаем их, как профессиональных спортсменов».

Не будем забывать и о том, что Михаэль родился в 1969 году и о вещах, которые 
вы имеете в виду, не знает. К примеру, Спа он считает домашней трассой, потому 
что она расположена ближе к Керпену, чем любая немецкая.

«Он вырос по соседству с границами Бельгии, Голландии и Люксембурга. Он из мест,
 вплотную приближенных к остальной части Европы, где национальные немецкие 
традиции не так сильны. К примеру, в Баварии к этим традициям относятся 
совершенно иначе».

Любому из тех, кто не видел Германию в сорок пятом году, трудно понять всю 
глубину позора, постигшего эту страну. Как же удалось пройти путь к таким 
временам, когда немцы, вроде Шумахера, гордятся тем, что они немцы?

«Нелегко ответить на этот вопрос. В сорок пятом году мы переживали позор и 
разруху, а также ощущение того, сколько неправильного произошло в истории 
Германии в двадцатом веке. В пятидесятые и шестидесятые годы об этом 
предпочитали не вспоминать, работали на экономический успех. Пятидесятые с тех 
пор так и зовутся — «десятилетие молчания».
Шестидесятые стали десятилетием перемен в политической культуре, но не в форме 
возрождения идей нацизма. Это был период вестернизации страны, ориентации 
больше на Запад, на Америку, чем на Францию или Британию. Западная культура — 
феномен этого периода, помогший избавить национальное самоопределение от 
излишней германскости, гордости за Германию, доходившей до уродливых, 
шовинистических форм в первой половине двадцатого века. Эти перемены произошли 
под влиянием пережитого позора, последовавшего за ним молчания и, наконец, 
усиления контактов между Западной Европой и Северной Америкой.
В шестьдесят девятом году, когда родился Шумахер, случилась анекдотическая 
история, иллюстрирующая перемены в национальном сознании. В том году проходили 
выборы, и новому президенту республики задали вопрос: «Любите ли вы Германию?» 
Он ответил: «Я люблю свою жену, но не люблю эту страну». Даже столь 
высокопоставленный политик счел необходимым дистанцироваться от национальной 
идеи.
Очень интересно и то, что, насколько я могу судить, отношение к национальному 
флагу тоже изменилось, он играет в политической символике уже не такую важную 
роль. Если вернуться к предвыборной кампании шестидесятых годов, вы не часто 
встретите этот символ. Только в начале семидесятых он появился вновь как символ 
политической идентификации.
Все началось в семидесятые годы в осторожных формах и касалось идеала в виде 
модели либеральной Германии, добившейся экономического успеха, — таков был 
подтекст новых национальных приоритетов.
В шестидесятые и семидесятые, когда подрастал Шумахер, у нас проходили жаркие 
дебаты о том, что значит быть немцем, что такое нация. Американцы и британцы 
этого избежали, потому что у них не было проблем национальной идентификации. Мы 
пришли к идее патриотизма, как политической ценности, что означает 
республиканскую конституцию, уважение гражданских прав и так далее. Смысл этих 
изменений в том, что фраза «немецкая нация» уже не означала именно нацию — 
доминирующую, воинствующую силу, не признающую демократических ценностей. Это 
была попытка заново договориться о том, что такое нация.
Михаэль рос в условиях, когда более традиционное понятие нации не имело для 
него особого значения. Когда он ходил в школу там, в провинции Северный 
Рейн-Вестфалия, его учителя в известной степени были сформированы под влиянием 
идей студенческих движений конца шестидесятых. Левых или леволиберальных идей. 
Тогда было модно скептически относиться к национальным символам. Я, естественно,
 не утверждаю, что национализма в те времена не было вообще».

Интересно, испытывают ли немцы в глубине души стремление — на межнациональном 
уровне — быть правильно понятыми, учитывая репутацию, которой немцы отличаются?

«Не думаю, что каждый немец задумывается о чем-то таком, но многие из них — 
определенно. Нынешнее поколение немцев выросло в условиях, когда система 
образования не слишком много внимания уделяла национальному самосознанию. 
Главный упор делается на такие ценности, как терпимость, демократия, права 
человека и тому подобное. В такой политической культуре рос и Шумахер».

Мы много раз видели и слышали, как Шумахер говорит перед микрофонами и 
диктофонами — конкретно, но мягко. Теперь вы понимаете, почему он всегда так 
старательно подбирал слова, откуда черпал мысли и, возможно, почему вел себя 
именно таким образом. Однако было за этим что-то еще. В ответах Михаэля, 
казалось, раскрывалось само восприятие вопросов. Как-то Михаэля попросили 
прокомментировать его поведение, ссылаясь на то, что рейнландцы, как правило, 
открытые люди, а он кажется замкнутым. «Здоровый скептицизм — главная черта