копчёная колбаса, чай и ямайский ром — мне сегодня не нравится. Мыслями я на 
автобане.
Казалось, Манфред фон Браухич разгадал эти мысли.
— Пойдемте, — сказал он, — Мы снова съездим туда. Я хотел бы знать, переживёт 
ли рекорд Руди сегодняшний день.
10:30. Бернд готовится к первой пробной поездке на новой машине. Вильгельм 
Себастьян дает ему последние указания:
— Будь осторожен, чтобы не лопнули тормозные шланги под высоким давлением. И 
помни — передние колеса закрыты!
Этой рекордной машиной почти невозможно управлять. Перед передними колёсами 
почти до земли опускается обтекаемая облицовка. Но это неважно. На скорости 
выше 400 км/ч машина проезжает за минуту более 110 метров. При этом достаточно 
сдвинуть руль на несколько миллиметров, чтобы выкинуть машину с трассы и 
подправить направление движения. Если для поправок вообще останется время...
Бернд проделал первый пробный заезд. Он еще не выжал из машины все. Часы 
показывают 430 км/ч. Для новоиспечённого рекорда Карачиоллы дело плохо.
— Ну как? — спросил Браухич и подошёл к машине Бернда, — Все в порядке?
Бернд слегка смущенно улыбается, как человек который только что избежал 
опасности и говорит, — Ну и ну, на просеке у Мёрфельдена меня неплохо тряхнуло. 
Но я поддал газу, подправил — и проскочил!
Еще раз замена свечей, доливают бензин. Затем все готово к старту. Теперь все 
или ничего. Себастьян смотрит в сторону аэродрома. Мешкообразный флаг на крыше 
ангара дирижаблей внезапно напрягся от ветра.
— Бернд, — говорит Себастьян, — Эти проклятые порывы ветра мне не нравятся. 
Посмотри на ангар!
— Поторопись! — нетерпеливо отвечает Бернд, — Мы не можем терять время!
Себастьян все еще колеблется. – Бернд, — почти умоляет он, — Плюнь на все эти 
рекорды! Давай закончим на сегодня. Завтра тоже будет день!
— Чепуха! Я знаю что делаю!
— Ладно, — говорит Себастьян. — Если ты так хочешь!
Он сел в свою машину, чтобы отправится в конец измерительного участка. Доктор 
Фоерайссен тоже подошёл к Бернду.
— Как я слышал, у нас боковой ветер до 80 км/ч. Бернд, может, Вы все-таки 
оставите это?
— Ну и что, — говорит Бернд. — Есть только одно место, где ветер может быть 
опасным. Мне оно хорошо известно. Нужно только немного подкорректировать рулем 
— все пройдет нормально!
На часах было 12 часов дня 28 января 1938 года, когда взревел мотор рекордной 
машины Auto-Union и Бернд умчался прочь. Я стал рядом с доктором Фоерайссеном, 
который затёкшими пальцами сжимает трубку полевого телефона. Через короткие 
промежутки времени мы слышим сообщения постов с трассы: «3 километр... прошёл!»,
 «7,6 километр... прошёл!» Это начало измерительного участка. Теперь у Бернда 
скорость свыше 400 км/ч. На следующих секундах все решится. Я почти боюсь 
дышать.
— «8,6 километр... прошел!» Затем... внезапная пауза. Я вижу, как Фоерайссен 
возбуждённо облизывает губы, как его пальцы еще крепче сжимают трубку.
И вот — крик: «9,2 километр — машина разбилась!» Фоерайссен бледнеет, как мел. 
Он вскакивает, бросает трубку и кидается к своему Horch. Мотор не заводится.
— Возьмите мою машину, доктор! — кричу я. Он садится. Одним рывком Mercedes 
умчался. С доктором Фоерайссеном отправились и наш гоночный врач др. Глезер и 
Людвиг Себастьян, шеф-механик Бернда.
После прощания с Берндом Вильгельм Себастьян поехал вперед по левой стороне 
автобана. Он крепко жмет на газ, так как знает: на измерительном участке длиной 
5 километров Бернд его обязательно нагонит. Но Бернд его не обогнал. Себастьян 
безуспешно ждет завывания компрессора. Странно... поломка в последнюю минуту? 
Старт перенесли? Или ветер все-таки показался Бернду слишком сильным?
Последний пост. Палатка. Наготове стоят канистры с бензином и блоки льда для 
заполнения радиатора. Себастьян остановился. Ему навстречу бежит человек в 
коричневой форме. Его лицо странно серьезно.
— Что случилось? — спросил Себастьян, — Машина не стартовала?
— Напротив, — говорит человек и смотрит мимо Себастьяна. — Но... что-то 
случилось на отметке 9,2 километра...
Себастьян помчался назад, на автобан. К мосту у Ланген-Мёрфельдена. Вот просека.
 А там... — у Себастьяна кровь застыла в жилах... — там лежат обломки машины... 
разбросанные на сотни метров. Погнутая жесть... части кузова, разорванные как 
бумага... и — у насыпи моста — вонзившееся как снаряд в землю, полностью 
обнажённое шасси...
Навстречу Себастьяну бегут два лесоруба. Их лица белы от страха.
— Где Роземайер? — орет Себастьян.
Один из рабочих делает неопределённое движение рукой. — Выкинуло... в лес...
Себастьян нашел Бернда. Тело лежит совсем спокойно, наполовину облокотившись на 
дерево. Лицо Бернда мирное, глаза широко открыты. Не крови, ничего.
Выходит солнце и освещает улыбку на бледном лице. Может быть, Бернд только без 
сознания? О, дай-то Бог...
— Бернд! — зовет Себастьян и склоняется над ним. — Что случилось?
Но Бернд не отвечает. Бернд никогда уже не ответит. Бернд Роземайер мертв.
Мы стоим на старте, потуплено, оглушено, все еще не понимая.
— Что нам делать? — спросил Браухич, — Поедем туда?
— Нет. Я видел на своем веку многих погибших гонщиков — великих и знаменитых, 
хороших друзей и храбрых противников. Но никогда я не видел кого-то из них,