10. Будущее

В Японии, как нигде больше на Земле, можно заглянуть в завтрашний день. 
Японские поезда, мотоциклы и машины с точки зрения дизайна и утонченности 
опережают всех. Если есть способ решить какую-нибудь задачу более рационально, 
касается ли это работы или отдыха, у японцев найдется машина, которая с этим 
справится.
Словно чтобы подчеркнуть неумолимость технического прогресса в Формуле-1, в 
календаре Японии отведено прекрасное место — последняя гонка чемпионата. Сезон 
1998 года, подходил к концу, но B&H Jordan Mugen-Honda решала скорее задачи 
1999 года. Эдакое путешествие в будущее.
Первое, что я должен был сделать по прибытии в Японию, посетить завод Mugen, 
где производилась большая часть работы над нашими двигателями. Этот завод 
принадлежит Хиротоши Хонда, сыну Соичиро Хонда. Последний, после разорения 
страны во второй мировой войне, был ведущим японским промышленником. Тем самым 
человеком, который «просто» создал Хонду.
Пять процентов прибыли корпорации Honda идет на содержание ее 
научно-исследовательского подразделения, в котором трудятся 7000 ученых и 
инженеров. Часть из них работает в программе разработки двигателя Формулы-1. 
Это поездка заставила меня поверить в их грандиозные возможности, и я уже не 
сомневался в том, что эта корпорация, если она решит сосредоточиться на 
производстве двигателя для Формулы-1, сможет за короткое время выдвинуть Jordan 
в число команд-победительниц чемпионата. С этой ободряющей мыслью я и сел на 
высокоскоростной поезд, рядом с которым его британские родственники выглядели 
выходцами из эры Индустриальной Революции. Этот поезд доставил меня на автодром 
«Сузука», тоже, между прочим, принадлежащий Honda.
После Спа основной упор командной работы в гонках делался на прорыв вверх с 
пятого места в Кубке Конструкторов, чего Jordan не мог добиться в предыдущие 
пять сезонов. От Williams и Benetton, находившихся соответственно на третьем и 
четвертом местах, нас отделяло всего четыре очка, и сократить такой ничтожный 
разрыв, казалось, нечего делать.
Естественно, это заставляло нас действовать. На протяжении пятинедельного 
перерыва после предпоследней гонки на «Нюрбургринге» шли безостановочные 
испытания в нашей аэродинамической трубе, в «Сильверстоуне» мы испытали новый 
двигатель, разработанный Honda специально для «Сузуки». Особая задача состояла 
в том, чтобы произвести впечатление на японскую публику — для компании это было 
жизненно важно.
Однако, на самом деле гонка в Японии выдалась очень тяжелой. McLaren и Ferrari, 
как два основных действующих лица чемпионата, прикладывали титанические усилия 
для победы. То же самое делала моя старая команда — Williams. Они были полны 
решимости удержать свое третье место, то есть не отдать его нам. Несмотря на 
всю проделанную нами работу, существенно пополнить очковый запас было тяжелее, 
чем раньше, но наша заветная мечта о присоединении к компании «больших ребят» 
зарядила нас энергией на последнюю гонку.
К тому же она должна была стать последней для Ральфа в Jordan. Он уходил, 
меняясь местами с человеком, которого пару лет назад взяли в Williams на мое 
место. Тогда его провозгласили новым Михаэлем Шумахером. За два сезона в 
Williams Хайнц-Харальд Френтцен сумел записать себе в актив лишь одну победу, и 
хотя он действительно иногда был быстр, тем не менее никогда не оправдывал той 
раздутой вокруг него рекламы, которая в первую очередь и побудила Френка 
Вильямса подписать с ним контракт.
Таким образом, выходило, что на последнем этапе Ральф и Хайнц-Харальд должны 
были показать свои лучшие результаты, чтобы расстроить планы тех самых команд, 
за которые они будут гоняться в следующем году. Вот уж действительно суровое 
испытание лояльности пилота и его «политической» чистоты, если таковая вообще 
когда-нибудь существовала.
Наша интрига оказалась своеобразным приложением к основному событию уик-энда — 
Мика Хаккинен против Михаэля Шумахера, но из-за этого для нас она была не менее 
значима. Тем временем, решающая схватка между двумя соискателями титула 
фактически ограничилась лишь квалификацией. Дело в том, что взяв поул, Михаэль, 
казалось, нанес Мике удар, от которого тот не должен был оправиться, но затем, 
заглохнув на стартовой позиции, все потерял. Даже несмотря на то, что первый 
старт был отменен.
Немногим дано понять, что должен был чувствовать Мика в ситуации, когда он 
полностью сконцентрировался на начале гонки, и вдруг все резко обрывается из-за 
отмененного старта. Причем дважды! У меня в 1996 году что-то похожее случилось 
всего один раз, и мне этого хватило на всю оставшуюся жизнь. Правда, в этот раз 
утешением Мике служил тот факт, что когда с третьей попытки гонка все-таки 
стартовала, его единственный соперник был в хвосте пелетона.
После всех перипетий в квалификации и подготовки гоночной стратегии, после всех 
усилий и денег, потраченных на особый двигатель, шины и так далее, на деле 
битва титанов вылилась в демонстрацию гоночных качеств McLaren. Михаэлю 
пришлось демонстрировать весь свой талант в обгонах, при том, что он знал — 
теперь его задача практически невыполнима. Если бы он обогнал все машины, ему 
еще надо было отыграть у Мики четыре очка, задача непростая даже для Михаэля.
Как уже известно, этим надеждам осуществиться было не суждено, ибо Шумахер 
досрочно закончил гонку из-за взорвавшейся покрышки. Однако за короткий отрезок 
времени Михаэль прошел довольно много машин, пока не уперся в меня. Я вел 
жизненно важное и ожесточенное сражение за позицию с Williams Жака и